– Ой, здравствуйте, – испугалась меня воспитательница. – Наверное, я перепутала… Антонина Геннадьевна?
Кажется, в роли Вениамина Аркадьевича я нравилась ей больше.
– Да-да. – Я вышла в коридор, потому что сотрудники мои вошли в раж и перекрикивали даже Григория Лепса из колонок. – Что произошло?
– Я звонила Вениамину Аркадьевичу с шести часов, дозвонилась в семь, он сказал, что уже едет, но задерживается в пробке… – Как знакомо, боже мой! – Я хотела позвонить вам, но он сказал, что вы в Вологде…
– Где? Впрочем, неважно. Я выезжаю, – прервала я ее. – Лейла Магомедовна, дождитесь меня, пожалуйста.
К детскому саду мы с Вениамином подъехали одновременно – я на такси, он на своем джипе. Лил февральский снегодождь, работал только один фонарь, Кузя одетый стоял у калитки под навесом, рядом – Лейла Магомедовна немым укором.
– Ну что же вы так, – укор перестал быть немым. – Разве можно!
Кузя был похож на сироту, которого привели показывать новым потенциальным родителям.
Вениамин птицей подлетел к нему и схватил на руки. Спаситель.
– Садись в машину, – бросил он мне со всем презрением, на которое был способен. Я не понимала, что за сцена разыгрывается под фонарем, но мне было неловко перед Лейлой Магомедовной.
– Спасибо вам огромное, и простите нас. Куда вас отвезти? – спросила я.
– Да нет, я живу прямо здесь, напротив, – воспитательница помедлила. – Наверное, надо было его отвести ко мне. У меня тоже два мальчика, постарше. До свидания. Ничего страшного.
Она открыла зонт и удалилась в ночь.
Я села в машину. Вениамин пристегивал Кузю, Кузя все молчал.
– Нагулялась? – снова с тем же презрением сказал муж.
– То есть? – Я так удивилась, что могла только переспросить.
– От тебя алкоголем разит за версту!
– У нас закрыли журнал. Ты обещал забрать ребенка в шесть часов. И давай поговорим дома, пожалуйста, – я спиной чувствовала, как Кузя съежился в своем детском сиденье.
– Нет, ты ребенку объясни, где ты шляешься!
– Я-то? В Вологде же, сам сказал. А ты мне объясни, где ты был с шести до девяти.
– Я ехал по пробкам! Город стоит!
– Я только что ехала по тому же городу. Добралась за пятнадцать минут.
– Да пошла ты! – Вениамин заорал, вывернул руль, шины завизжали.
– Ты сошел с ума, что ты творишь? Лучшая защита – нападение?!
– Мамочка! – закричал Кузя и будто захлебнулся. – Мамочка!.. Мы с Лейлой Магомедовной нарисовали для тебя коалку! Он такой серый, хороший, милый! Тебе обязательно понравится!
Мой ребенок молил о пощаде.
– Конечно, понравится. А он спит в кроватке? – Я повернулась к Кузе. На Вениамина старалась не смотреть.
– Нет, он висит на ветке. Ты разве не знаешь, коалки едят эвкалипт.
– Я думала, ему надоело есть эвкалипт и он решил поспать в кроватке.
– Не-е, – Кузя уже улыбался, думая, как здорово он отвлек маму от «плохого» разговора. – Он никогда не устает есть! Поэтому его знаешь как зовут? Жора!
– То есть Георгий?
– Нет, Георгий – это Гоша, как у нас в группе Гоша Чумаков. А коалка – Жора, он все время жр-р-рет!
И мы оба засмеялись. Молодец, Жора.
Дома Вениамин заперся в туалете и не выходил оттуда, пока я восхищалась Жорой, кормила и укладывала Кузю, пела ему песню про снежного человечка, обещала, что завтра заберу его пораньше из сада и мы опять сходим в пиццерию к Ириске, потому что ему понравилось, как она делает из бумаги коалок по фамилии Оригами.
– Это японская фамилия, – сказал Кузя, зевнул и согласился на то, чтобы я выключила свет.
