– Как ты это сделала?
– Воздействие. Мы можем влиять на мысли и эмоции. Есть и слабые стороны – неопытный в этом деле гипнотик может нанести урон психике. Отсюда, кстати, миф о том, что вампиры гипнотизируют людей, делая их сумасшедшими и послушными марионетками. А это всего-навсего дилетанты, – мягкая улыбка мелькнула на губах Таллии. – Я тоже такой когда-то была. Всю память стереть, кстати, не получится. Только ее маленький кусочек.
– А как?.. – Катэйр неопределенно махнул рукой, все еще пытаясь отдышаться. – …Ну вот оно, вот это все…
– Погрузила тебя в свои воспоминания? – мужчина кивнул. – О, это сложнее. Сейчас мало кто так может. Меня наставник учил.
– Ты не знаешь его имя?
– Знаю. Просто… скучаю сильно. Не могу его произнести, больно, – смущенно промямлила Таллия и резво схватила с полки фотографию. – Посмотри! Это мои знакомые вампиры. Нам как-то удалось собраться компанией. Многие из них помогают живым там, куда тем добраться сложно. Эла, например, в шахте уже которое десятилетие трудится, Сэми на вышках. А Колин вообще несколько раз в космос летал.
Катэйр внимательно всмотрелся в фотографию. Никто из разномастной компании не походил на мертвеца, на лице у всех застыли счастливые улыбки.
– А все остальные фотки? – спросил он, протягивая фото обратно.
– Люди. Мои друзья и знакомые из разных эпох. Из прошлого мало кто остался, а вот сейчас проще общаться.
Катэйр кивнул.
– И что, вообще все – ложь? Неужели ни одного правдивого мифа нет? Все выдумка?
– Нет, не все, – Таллия легко поднялась и скрылась за неприметной дверью рядом с картиной Рериха. Вскоре девушка вышла оттуда, неся в руках зеркало и бархатную коробочку.
Таллия присела на подлокотник кресла рядом с Катэйром и повернула к нему зеркало. Мужчина долго всматривался в отражение, а потом обратил шокированный взгляд на собеседницу.
– Какого?..
– Раньше зеркала сзади покрывали серебром, потому мы там и не отражались. Сейчас, сам понимаешь, никто таким страдать не собирается. У меня сохранился еще этот раритет, вот, могу похвастаться. Предупреждая твой вопрос – да, серебро обжигает. Не знаю уж почему – из-за его стерильности и моей «мертвости» или еще по какой причине, но ожоги оставляет будь здоров.
Таллия раскрыла бархатную коробочку, и Катэйр ахнул. На аккуратной подушечке лежала брошь, которая в современных реалиях обогатила бы его в один миг. Не нужно было быть гением, чтобы рассмотреть тонкую работу и дорогие камни, вкрапленные в роскошный серебряный каркас. Таллия глубоко вдохнула и схватила брошь свободной рукой. Катэйр поморщился от ее короткого крика. Девушка развернула руку, показав ему огромный ожог.
– А что там с вашей регенерацией?
– Бред сивой кобылы. Я не чувствую обычную боль – нервные окончания атрофированы. На мне ничего не заживет, только кожа немножко подзатянется, и то через пару лет. Пожалуй, это все, что можно сказать о нашей хваленой регенерации. Кстати, если ты вдруг в меня выстрелишь, ничего не произойдет – в моей груди будет еще одна дыра, только и всего. Я не разлагаюсь. Мое тело почти не способно затянуть раны. Это не жизнь. Это жизнь в смерти, Катэйр.
– А скорость?
– Есть, – просто ответила Таллия, ничего не поясняя. Она рассматривала свою ладонь с внимательностью отличника на уроке пматематики. Катэйр перевел взгляд на окно. Гроза уже закончилась.
Мужчина поднялся с кресла и на негнущихся ногах добрел до двери. Таллия так же молча проводила его. У машины остановилась, помялась, но начала:
