Выходи гулять! Путешествие по дворам нашего детства - страница 3

– Здорово, пацаны, – нагло сказал пришелец.

– Вован с шестёрками заявился, – шепнул мне мой тёзка Лёха, обитавший на соседней койке. – Сейчас мзду будет брать.

– Чё, как дела, никто не обижает? – поинтересовался он у Миши, который завтра собирался на выписку.

– Всё спокойно, Вован, можешь не переживать. – Голос у Миши слегка ослаб.

– Чё по конфетам? – Вован окинул взглядом обитателей палаты и, разглядев во мне новенького, подошёл к моей кровати.

– Вован, – протянул он руку, на которой я увидел сбитые костяшки – признак дворового хулигана.

– Лёха, – пожал руку я.

– Конфеты есть, Лёха? – спросил, заглядывая в глаза, Вован.

– Есть немного, родители привезли, а что? – озадаченно ответил я.

– Надо бы поделиться, а то к нам родители не приезжают. – Он кивнул в сторону пацанов: – Моя братва конфеты видит очень редко.

– Это не просто так, а за безопасность, – пискнул из-за спины своего пахана один из его помощников.

– А что, в больнице опасно? – удивился я.

– А ты как думал, – нагонял убедительности Вован. – Видишь? – завёрнутой в гипс рукой показал он на свой правый глаз. – Защищал честь нашего отделения от беспредельщиков из четвёртой травмы. Если не я, они у вас все передачи отожмут.

Я посмотрел на Мишу, тот утвердительно качнул головой – надо. Ну и порядки в больнице, прям как в чужом районе, подумал я и достал из тумбочки крепко завязанный мамой пакет с моими любимыми конфетами «Кара-Кум».

– Возьму не больше половины, – радостно улыбнулся Вован и, действительно, отсчитал лишь восемь штук.

– По две на брата, – подмигнул мне уже от двери, и процессия направилась дальше.

Перед сном Миша рассказал мне историю Вована. Парень оказался из неблагополучной семьи, отчим пил, бил мать, мешавшего им жить Вована несколько раз хотели отдать в интернат, но каждый раз заступалась бабушка. А месяц назад отчим среди ночи зарезал Вованову маму. Вован, бросившийся на её защиту, получил сложный перелом предплечья.

Возвращаться Вовану было некуда, да и не хотелось. Тут как нельзя кстати врачи сказали ему рукой в гипсе не ударяться, иначе произойдёт смещение отломков, придётся заново вправлять кости и гипсовать руку.

– Поэтому каждый раз перед контрольным рентгеном Вован ночью бьётся гипсом о стену. Врачи смотрят на снимок, пожимают плечами и перекладывают повязку, оставляя Вована в больнице ещё на неделю. А потом всё повторяется, – открывал мне шокирующие подробности Миша.

– Получается, он долго здесь лежит? – спросил я.

– Вован здесь уже почти месяц, сколотил банду из таких же отморозков и контролирует все палаты нашего отделения, – шептал мне в ночи Миша. – А ещё, – он на секунду задумался, – только, чур, я тебе этого не говорил, ночью он иногда вспоминает о маме, накрывается одеялом с головой и кричит в подушку.

Ближе к утру сквозь сон я расслышал несколько гулких ударов, будто чем-то твёрдым били о стену, а через несколько минут по отделению пронёсся глухой, сдавленный крик.

Считается, что свой язык есть у каждого поколения. Жаргон, словечки, сокращения, понятные только нам, родившимся в одно время на определённом участке суши. Нас иногда не понимали родители, а бабушки и дедушки и вовсе раздражались – говори, в конце концов, по-русски. Теперь и я оказался в их положении, порой с трудом понимаю, о чём говорят мои дети. Вслушиваясь в их речь, я признаю, что многие из наших слов умерли, не найдя своего места в быстро меняющемся мире. Их заменили новые, модные, в большинстве своём англицизмы. В наше же время почти все жаргонные слова были выходцами из лагерного прошлого, адаптацией фени к «цивильной» жизни. Как говорил безногий сосед дядя Серёжа: «Треть России сидела, треть сидит, треть готовится сесть». Наверное, это даже к лучшему, что современные московские дети так не говорят.