– И давно он у вас?
– Не очень, месяца два-три…
– Я понимаю, вам, должно быть, не очень приятно, когда в вашем присутствии обращают внимание на другого мужчину, но согласитесь, он производит впечатление…
Вдруг она остановилась. Она вела себя просто недопустимо – опуститься до разговора с официантом и обсуждать с ним свои личные проблемы?! Хотя какие же они личные и почему проблемы? Разве этот мальчик занимает хоть сколько-нибудь места в ее сердце? Если бы она могла ответить на этот вопрос… Ее томила жажда чего-то неизведанного, запретного, но это чувство было рождено не телом, а духом. Больше того, она осознавала, что вчера, в то время как ее обнимал в полутанце-полукружении Крымов, ей хотелось, чтобы он заметил ее взгляд, обращенный на Германа… Это ли не ребячливость? Это ли не пошлое желание вызвать ревность у мужчины, который на тебя совершенно не обращает внимания? Как же это глупо…
– У вас есть груши или сливы? – спросила она официанта, который почему-то не отходил от нее.
– Мне показалось, что вам плохо… Я даже испугался… – услышала она над самым ухом и бросила на молодого человека взгляд, полный пренебрежения.
– Так есть или нет?
– Есть, то есть нет… Сейчас спрошу… А вот, кстати, и ваш обожаемый музыкант…
Она покраснела до корней волос. Что ж, сама виновата, что позволила себе вольный разговор с официантом: теперь он будет каждый раз при встрече с ней говорить «ваш музыкант», а потом и вовсе перейдет на «твой Герман»…
– Что вы себе позволяете?
– Извините… – Он исчез, словно его и не было. Только запах дешевого одеколона остался витать в воздухе.
А Юля увидела поднимающегося на небольшое возвышение, заменяющее сцену, Германа. Он был на этот раз во всем черном. Не обращая внимания на редких посетителей, он сел за рояль и, немного размяв пальцы, принялся играть… фантазию-экспромт Шопена. Юля слушала его, позабыв обо всем на свете… И только когда кто-то внутри ее напомнил ей о том, что ее ждут, она почти в слезах выбежала из ресторана и уже в машине поняла, как у нее расстроены нервы…
* * *
Она опоздала на целых двадцать минут. Извинившись, подошла к русоволосой миловидной женщине в сером облегающем платье, и та представилась ей Валентиной. Здесь же, нахохлившись как воробей, сидела в кресле и пила кофе маленькими глоточками Варечка.
– Пожалуйста, пройдемте ко мне, там и поговорим… – пригласила Юля Валентину в свой кабинет.
– Вы знаете, когда я узнала, что случилось с Танечкой, я потеряла сознание… – говорила Валентина, промокая носовым платком уголки глаз и шмыгая носом.
– Расскажите, пожалуйста, о том молодом человеке, который был на вашем дне рождения и который потом стал встречаться с Татьяной Орешиной… Начните с того, с кем он к вам пришел?
– Он пришел с Леночкой, мы с ней вместе работаем в ателье… А мужчина, который с ней был, ее жених… Во всяком случае, так говорила Лена.
– А имени его вы не знаете?
– Да если б знала! Вернее, Леночка-то мне говорила, да я забыла… Имя больно уж редкое, хотя и красивое… А сам парень так вообще красавчик, хотя в его внешности есть что-то приторное, не в моем вкусе… Вы знаете, все, кто был на моем дне рождения, потом только и говорили о том, как по-хамски этот парень обращался с Леной после того, как пришла Таня. Это бросалось в глаза. Танцевал с Таней весь вечер, а Лена… она плакала в ванной комнате, я еще успокаивала ее… Но в этом возрасте все чувства так обострены, я видела, как ей было больно… К тому же ей, по-видимому, действительно было что терять. Я, наверно, повторюсь, но парень очень симпатичный, видный такой…
