Как там говаривали на военных сборах опытные «деды», отслужившие в армии перед поступлением в институт? Есть в Союзе три дыры: Эмба15, Кушка16 и Мары17.
Неудачника и скромнягу Фёдора, без сомнения, заинтриговала неукротимая натура брюнетки, за которой угадывалась незаурядная биография. Теперь же ему была гарантирована бессонная ночь, полная мучений и разочарований своими поспешными решениями. Первыми же своими откровенными поступками и фразами брюнетистая стерва подогрела интерес и любопытство скромного холостяка.
Похоже, впервые в жизни Фёдору начинало везти на поприще любовных авантюр. И поплеваться бы через левое плечо, чтобы не сглазить и ни накаркать чего-либо худого.
Минут через двадцать после ухода брюнетки, когда, казалось, всё тихо и мирно разрешилось, дверь с грохотом отодвинуло в сторону. В купе выперло огромную тётку в искрящемся розовом синтетическом халате с потрясающим утесом грудей. Этакую Наталью Крачковскую кавказского происхождения. Из недр её необъятной, разъярённой утробы прохрипело:
– Какого хрена вы подсунули мне эту стерву! Эту лярву! Эту курву! Эту шлюху!
Приятно, когда столько сочных эпитетов и все совпадают с одной брюнеткой. Бедный толстяк, научный работник прикидывался спящим, скукожился под одеялом в калачик, подтянул коленки к подбородку и затаил дыхание, хотя именно к нему обращалась мощная дама, в поведении которой угадывалась необузданная любовница, к примеру, директриса мясного торгового павильона на рынке или владелица частного продуктового магазинчика.
– Или вы заберёте свою бэ обратно, – обратилась она к Фёдору, – или сами ступайте к ней в наше купе. Иначе я не успокоюсь и закачу скандал на всю ночь!
– Свою?! С каких это пор «мою»?! Послушайте, – попытался Фёдор урезонить толстенную фурию, – третий час ночи! Мне завтра на работу к восьми утра! – и решил сделать неловкий комплемент:
– Неужели две воспитанные, культурные женщины не могут, молча и спокойно, лечь спать в две разные постели?
– Эта паразитка меня оскорбила! – заявила расстроенная толстуха, грузно и решительно уселась на постель Фёдора, не собираясь уходить. Матрас под Фёдором вспучило. Его подбросило, по принципу сообщающихся сосудов. Он треснулся затылком о полочку на стенке.
– Я ей культурно намекнула, чтоб вернулась в своё купе… – захныкала тетя. – А она… она!.. Мерзкая тварь назвала меня бэ! Меня, мать троих детей?!
– Значит, уходить надо мне, – догадался Фёдор.
Толстуха не отрывала горящего взора от трясущегося под одеялом толстячка. Выбора не оставалось. С готовностью, с позорной, затаённой радостью Фёдор потащил свою дорожную сумку, клетчатый, клеёнчатый баул и верхнюю одежду в дальнее купе перед туалетом, где ожидала именно его появления свирепая, но великолепная в своей чёрной ярости брюнетка. Она сидела на полке в позе киргиза у костра, сложив ножки крестиком, успев переодеться в фирменный спортивный костюмчик «Reebok»18 нежно розового цвета. Свои импортные шмотки, насквозь пропахшие дорогой парфюмерией, но с иным, резким и удушающим запахом, чем брюнеткины, мягкие и запашистые духи, толстая дама забирала сама и прошипела на прощание:
– Сама – «бэ»!
– Этоя – «бэ»?! – взвилась неизбежная попутчица Фёдора. – Это ты – самое большое «Бэ»!
– Это я-то – самое большое «Бэ»?
– Да-да! Ты! – заорала брюнетка. – Самое агроменное!..
– Молчать! Обе! – гаркнул Фёдор. Скандальные дамы приятно удивились его грозному и громкому баритону. Впервые, со времени отправления поезда, разглядели в тщедушном, худосочном пассажире не юношу, но – мужчину. Фёдор задвинул дверь в купе, решительно вытеснив тощей грудью мощный бюст толстой дамы в коридор.
