Серые, водянистые глаза пожилого подполковника, словно замутила, затянула поволокой вековая горесть его поколения, печаль и разочарование жизнью. Наверное, так бывает у хорошего, порядочного семьянина в пенсионном возрасте, когда понимаешь, что всё вышло не «по- твоему», не как планировалось. Единственная дочь выскочила замуж за пьяницу или за неудачника. Жена совсем опустилась, разъелась, располнела и подряхлела, кроме барахла, сплетен по телефону с подружками и телевизора, ничего вокруг не замечает, и знать не желает.
Неожиданно заговорили о внешней и внутренней политике.
– Прав, капитан Ипатьев! Прав! – признался вдруг подполковник, перебивая категоричное красноречие Фёдора относительно «красного» большинства Думы. – Вот на счёт этого прав, конкретно.
– Если к власти придут нынешние коммунисты, что не дотянулись, в своё время, до партийного корыта, то высосут и выпотрошат всю страну без остатка!
– Но! Но эти… твои дерьмократы, та сазать, правительство и депутаны позорные, – прохрипел подполковник, – не всё ещё высосали?! В регионах голодают, зарплату людям не платят месяцами! Свет в больницах отключают! Когда такое было при Советах?! Э-э-э, о чём я толкую с подрастающим торгашом! Так что, уж помолчи, как тебя там? Товарищ бройлер.
– Дилер, – обиделся Фёдор.
– Какая разница?! Брокер, дюкер, хрюкер! Напридумывали, переняли всякую западную хрень! Но да я, та сазать, не о том… Ты прав, парень, в одном: убить хотели гражданку Фролову. Траванули всё купе, так, на всякий случай. Убрать решили и лишнего свидетеля заодно…
– Хорошенький «всякий случай», – просипел Фёдор от ясного осознания, насколько близко находился от смерти. – Лишним свидетелем мог оказаться я…. Если бы не слепой случай…
– Счастливый случай… для вас, гражданин Ипатьев. При первом, довольно беглом осмотре, выяснилось, гражданин Сачиков Геннадий Петрович первым погиб от отравления газом. Слабое сердце, похоже… Это место по проездному билету принадлежало гражданке Фроловой?
– Кому? Ах, да! Ей! – с ужасом подтвердил Фёдор, чувствуя, как тело начинает покалывать, будто он прорастал иголками, как ёж.
– Тот, кто сунул трубку в ногах постели Фроловой, думаю, рассчитывал умертвить, прежде всего, – её, – заявил подполковник Тарасов. – Профессионалы. Работали уверенно, нагло, расчётливо.
– Отморозки, – прошептал Фёдор. – Раскрошили спичечный коробок, открыли купе, чтобы проверить погибли люди или нет. И багаж весь забрали.
– Багаж забрали, – согласился подполковник и удивился:
– Какой коробок?
– Толстяк Сачиков перебрался ко мне в купе, перед тем, как лечь спать, предложил запереть дверь на коробок, вложить под защёлку. Для безопасности. На спичках, помню, была этикетка «ФСК»…
– А-а-а, – сообразил подполковник. – Сам так делаю порой. Мера предосторожности. Нда. Но после беглого осмотра места происшествия, – никаких пока зацепок…
– А пальцы?! Отпечатки пальцев?! – воскликнул Фёдор. – Их же там было двое! В шапочке и короткостриженый!
– Поездная бригада всё залапала. Взгреть бы их всех за пьянство самой жёсткой докладной! Да толку-то?!
– А следы? – не унимался Фёдор.
– Какие следы? – удивился подполковник.
– На половике коридора, от рифлёных подошв. Когда я вышел ночью из купе, были видны чёткие следы этих двух… типов. Сорок три и сорок пять. Размер ботинок. Как у туристов.
– Что ж ты, мать твою, сразу не доложил?! – пророкотал подполковник.
