Разве я имею право его судить? Он, как и я, в этом мире богатых лишь слабое звено с тяжёлой ситуацией. Его дядя пьёт сильно, а родителей нет давно.
— Эй, ты! – дверь в актовый бьётся об стену, впуская мощный поток тяжелой ауры, которая к месту прибивает. – Боров. Ты в курсе, что ты мою девушку чуть не убил?
Он на полном серьёзе? И смотрит так, словно хочет повторить подвиг Дантеса…
3. Глава 3.
— Одинцов, это случайность!
— Рот закрой, пастушка, — толкает меня в сторону, к перилам больно прижимает. В груди сердце барабанит, когда он злой взгляд обращает на Гришу. – Свинья, либо ты идёшь за мной и извиняешься перед всеми, либо я тебя с этих перил головой вниз свешиваю. Без трусов. Посмотрим на твой хряк.
Парни облепляют Одинцова с двух сторон, словно охрана, а у меня сердце заходится. Горло сдавливает. От ненависти к этому заносчивому придурку.
— Эта была случайность! Из-за меня! — встаю перед Гришей, которого, кажется, уже трясёт. Он был всегда быстрым на истерики и слёзы. Приходилось успокаивать.
— Если ты сейчас не отойдёшь, завтра можешь идти пешком до школы.
— Ну, и пойду. Он не должен извиняться! Не перед такими уродами, как вы.
Я сама понимаю, что переборщила. Просто ляпнула лишнего, но поздно.
Резкий бросок руки, и мой свитер в его кулаке, а я вдруг резко опускаюсь на колени. Даже вздохнуть не могу. Меня словно под воду опустили. Словно топят. Глубже. Глубже.
Парни молча замирают, словно ждут, что сделает Одинцов дальше. И я жду. Как низко он готов опуститься ради того, чтобы остаться королем? Он вдруг задирает мою кофту на голову, оставляя меня без света и воздуха. Унижая. Растаптывая. Толкает на пол. Они ржут так громко, что я почти глохну. По телу волнами скользит прохлада, я бьюсь руками, словно под толщей воды.
— Смотри, а у неё соски встали. Может, пощупать её, свинтус её хоть подрочит.
— Слышал, Гришаня? Встаёшь и идёшь с нами, или твоя подружка подарит свою вишенку не тебе.
Я карабкаюсь в собственной одежде, пока он уводит Гришку. Слёзы горячим потоком, руки как полости вертолета, чтобы поскорее освободиться. Чтобы вцепиться в морду ублюдка с демоническим именем.
— Думаешь, она целка? – слышу сквозь стук пульса в висках.
— Уверен, — наконец, освобождаюсь и за ними. Но дверь в зал закрыта с той стороны.
— Гриша! Не смей! Ты ни в чём не виноват! Это я.
Я… Зачем я отклонилась? Ну, поцеловал бы он меня. Ну, и что? Давно ведь пытается. От меня не убыло бы, да?
Я стучусь в дверь, когда она вдруг открывается, и на меня почти толкают Гришку. Я успеваю отскочить, и он летит на пол.
Лицо разбито, сам он воет, а я к нему.
— Уроды! Господи, какие вы ничтожества! — кричу, помогая Грише встать.
— Давай-ка мы ей объясним…
— Ага, а потом будешь рассказывать, какого хера одноклассник покалеченный. Оставь… — командует человек, которого я теперь ненавижу!
За спиной молчание. А мы вниз идём. В медпункте долго сидим. Медсестра молчит, как, впрочем, и все. Никто даже не смеет противоречить этим выродкам, потому что родитель каждого один влиятельнее другого. Порой я не понимаю, что я вообще делаю в этом районе. В этой школе.
— Ну, ничего, до свадьбы заживёт, — улыбается медсестра своими яркими губами и оставляет нас передохнуть.
— Слышала, Ась, до свадьбы заживёт. У нас же будет свадьба?
— После учёбы и только так, Гриш. Мне ещё не хватало твою карьеру портить.
— Ты бы не испортила.
