– Галь, ты как себя чувствуешь вообще? Не хочешь мне рассказать, что тут было?
Она посмотрела на него максимально удивлённо.
– Ой, да брось! Ты вечером была цветущей женщиной, полной сил. А с утра похожа на пациента Бухенвальда.
Галя начала смеяться. Это было плохо, цинично, бессовестно, но ей вдруг стало невероятно смешно. Даже горе отступило. И страх.
– Чего ты ржёшь? – нахмурился Илья.
– Ты точно врач! В Бухенвальде были узники, заключенные. Точно не пациенты.
– Я бы поспорил. – серьёзно ответил он. – Там ставились чудовищные медицинские опыты над людьми. Так что, завязывай ржать, и рассказывай. Почему ты не спала? Быстро, пока Таська там с посудой возится, гремит.
– Ладно. Но если я расскажу – ты сбежишь. Сразу же.
– Не надо за меня решать. Говори.
– Тут были шаги. – поведала Галя страшным шепотом. – В доме. Наверху. А потом по лестнице вниз. И обратно. Я светила фонариком. На лестницу. Но никого не увидела. Мне было невозможно страшно, но я решилась. Никого. Ну, а потом оно ушло обратно, и всё. Я ждала, что будет снова. Не дождалась. Но и не уснула уже.
Она потерла лицо руками.
– Я поседела, наверное. Даже не посмотрела. Поседела, да? – она наклонила голову.
Илья посмотрел. Галя не поседела. Он не сомневался, что эта женщина – крепкий орешек. И её слабость – это временно.
– Не поседела.
– Не зря тебя вчера Таська ночевать оставляла. Теперь я это понимаю. Только… ты бы ведь не остался, да?
Илья покачал головой. Хотел сказать Гале, что им с Таськой тоже нечего делать в этом подмосковном Амитивилле. Не успел. Вбежала Тася. В руках у неё была старая деревянная рамка, в которых обычно вешали фото на стену.
– Смотрите, что я нашла. Кто это, мам?
Она сунула Гале рамку. Галя смотрела на фотографию одну секунду.
– Ну, ты чего? Это же бабушка с дедом твои. И я. Я тебе их показывала. У меня такая же фотка есть.
– Не такая! – Тася взяла рамку с фото обратно. – Это мама твоя, это папа, это ты – по платью узнаю. А это кто?
Палец дочери завис над изображением. Галя всмотрелась. Она не сразу заметила – на фото был четвёртый человек. Ребёнок. Ещё одна девочка. Как две капли воды похожая на Галю. Только платье другое – воротник другой и узор тоже. У Гали острые уголки воротника и ромбы на ткани. А у второй девочки – круглый воротничок и на платье крупный горох. Но в остальном… это была абсолютная копия маленькой Гали!
– Боже, кто это? – она подскочила на диване.
– Я не знаю. У тебя спрашиваю. – ответила Тася.
– Я знаю. – встрял Илья, мельком взглянув на фотокарточку в рамке. – Это Валя.
Они обе смотрели на него глазами пришельцев.
– Валя. – повторил он. – Твоя сестра-близняшка.
Маша возвращалась с почты, где у неё состоялся непростой разговор с сестрой. Она жаловалась Злате на жизнь, которая последнее время стала странной, грозя превратиться в страшную. Мария чувствовала это всей душой. Всё до недавних пор было хорошо: дом, хозяйство, муж, дочки. Витя трудился в Москве, домой приезжал только на выходные. Зато Маше вовсе не приходилось думать о работе: она вела дом, хозяйство, да приглядывала за близняшками, Галей и Валей. Как-то раз Витя приехал с работы смурной.
– Что такое? – всплеснула руками Маша. – Рассчитали?
– Дура-баба. Чего сразу плохое думаешь? Никто меня не увольнял.
– Я же вижу, ты расстроен…
– Так… мелкие неприятности. Не бери в голову.
А ночью, когда они, соскучившись за неделю, любили друг друга, а после лежали, обнявшись, Витя вдруг крепко прижал жену к себе, и сказал:
