– Пустите его! – велел тенор.
– А он хто? – спросила дотошная Калерия Анатольевна.
– Психотерапевт.
– О-о-о… По Некукушкиным! Сторчится же! Эх… И помогать им, уродам, обязаны. И хлопчика жаль губить. – Переживала она искренне, зато недолго. – Сторчится, и ладушки!
***
Магазин «Пивия», следующая по значимости после кладбища достопримечательность ПГТ1 , притаился во дворике на Панфиловцах между домами без номеров в построенном пленными немцами двухэтажном особняке супротив сквера. Здесь торговали разливным пивом и настоечками – для надежных клиентов. В ассортименте была – перцовая/юбилейная, дамская – осьмнадцати градулей, целебная/утренняя и монастырская, видать на те случаи, когда целебная уже не исцеляет. Катя, Нина и Анжела, продавщицы, хи-хи, ха-ха и хо-хо, пышную свою красу подчеркивали всеми средствами выразительности. Осмелься, не загляни в декольте! Она ж обидится и не дольет!
Волгин прошмыгнул мимо «Пивии»: в кредит простому человеку не наливалось. Капитализм чертов!
Цяжкая половина месяца, подвальная. Бегаешь, как голодный кот, ищешь его, ищешь – запах халявы. Чего не взял с Масквы? Триста! Хоть пятихатку! Он не обеднеет…
Не, мы гордые. Давись теперь за сто пятьдесят. Их еще и наскрести надо железными деревянными.
– Здрасьте, дядь Вить.
В подземелье не горел свет. Рыжая Анфиса Мухина, дочка учителя математики, он то ли умер, то ли свалил (темная история), в окружении свечек мыла пол торгового, прости, Господи, зала, вертя тощей, безбрачной задницей.
– Нас рубануло опять. Холодильник текет. Ветрено сегодня.
– Дай посмотрю.
ВВ сунулся в подъезд. Шуганул подростков, плевавших на ступени вонючей насваевой слюной. Они ломанулись в окно, бросив недопитую бутылку коктейля. Чего добру пропадать?
Слесарь без ключа открыл щиток. Пощелкал. Зажглось!
Когда он вернулся к Анфисе, она упаковала ему благодарственную пол-литру в непрозрачный пакет.
– Там сосиски, ну, кроме. Просроченные. У вас же собаки.
– Ага.
На душе Волгина стухло что-то. «Собаки». Множественное число. Она не знает, что знают все?
Ці здзекуецца? Да не, Анфиска не такая.
– Скрали Дика. В лес запустили, чтоб Селижора поохотился на волка. Я б его самого…
ВВ махнул рукой.
Девушка налила слесарю сто грамм. Себе плеснула на донышко.
– Дик не волк? Мы его боялись.
– Лайка с овчаркой. Похож на волка. Шесть лет. Тризору, бате его, пятнадцать. Еле ходит. Вот, молодого и…
– Помянем.
***
Богобоязненный поведал Федору о Береньзени и береньзеньской медицине уйму интереснейших подробностей. Психотерапевт конспектировал: наиболее распространенный способ суицида – повешение. Самая популярная локация: сарай. Причина: алкогольный делирий, «белочка». Непререкаемый авторитет среди местных: баба Акка, живет в деревне Пяйвякое в Олином лесу. Она и колику останавливает, и разбитое сердце склеивает, и «вялый мужской корень» взбадривает, и боли у паллиативных (неизлечимых) «в банку садит», что бы это не значило. Мультифункциональная бабка.
Главврач угостил Федю «коньяком» с запахом цветочного одеколона. Г-н Тризны отчетливо понял, что в Береньзени нужно либо искать самогон (магазинная продукция – фуфло), либо переходить на ЗОЖ.
На ЗОЖ. В Береньзени. Абсолютный беспереспективняк.
– Попы Акку закрыть пытались по сто пятьдесят девятой. Мошенничество. Конкурирующая организация ведь, – сплетничал Богобоязненный. – Шиш! Никто заяву не написал!
