Надо сказать, что спалось им здесь обоим отлично – чистый воздух и тишина делали свое дело. Но в эту ночь Стивен долго не мог заснуть. Последний разговор сильно взбудоражил его. И теперь ему вспоминалось разное, так – ничего путного, просто неспокойно было на душе. Чтобы побороть бессонницу, он решил подумать о чем-нибудь приятном.
И сразу же ему представился большой куст роз, усыпанный некрупными цветами того прекрасного нежного оттенка, название которому они сами же и дали. Картинка была такая живая, что Стив даже ощутил сладковато-томный запах, исходящий из глубины матовых лепестков. Раньше во дворе их дома всегда росли розы…
Он вспомнил, что держал их в руках совсем недавно – это было в тюрьме, за несколько дней до казни – и долго хохотал, обнаружив, что на всех стеблях предусмотрительно срезаны шипы – охранники явно перестарались. Розовые розы… – он думал тогда, что видит их в последний раз… Стивен просидел в тот день, наверное, не один час, любуясь ими: поворачивал и рассматривал каждый цветок в отдельности, огибал взглядом плавные линии тугих, еще не раскрывшихся бутонов, вглядывался в каждый лепесток, пытаясь постичь неизреченную тайну их совершенства.
…Зеленый куст страстно-ароматных роз…
Такой же куст, но чуть поменьше, рос и в палисадничке перед домом, где жил Эдди. Последний раз Стивен был там спустя месяц после его гибели. Стив очень хорошо запомнил весь тот день и всё, о чем он думал, подходя к дому друга.
Тогда и еще долго потом он корил себя за то, в чем не было его вины. Ему казалось – нет, Стив был просто уверен в этом! – что будь он в тот момент рядом, ничего бы не стряслось.
Стив думал, как неотвратимо меняется мир со смертью каждого человека. Особенно остро ощущаешь это в первые часы и минуты после случившегося. И первые чувства, которые тебя охватывают, – вовсе не горечь и тяжесть утраты, а изумление, немое недоумение, они заставляют взглянуть вокруг совсем другими глазами. Ты вдруг осознаешь, что мир изменился, стал иным, и в первую очередь из него исчезло так тщательно и упорно оберегаемое чувство защищенности. И кажется, что так будет теперь всегда – тоскливо и бесприютно. Единственные реалии, которые ты способен сейчас воспринять, – только холод и пустота, разлившиеся по всему окружающему миру, и какая-то пугающая, парадоксально усилившаяся от этого устойчивость и незыблемость его материальности…
…Мать Эдди была дома, она сидела за большим квадратным столом посреди комнаты. Ее потемневшее, обращенное книзу лицо составляло нечто единое с ее траурной одеждой, а весь облик: и тяжело опущенные плечи, и неподвижные руки на коленях – все заставляло вспомнить фигуру классической Пьеты: «Мать, оплакивающая своего сына…»
– Вот, Стиви, теперь у меня не осталось больше сыновей… – сказала она, поднимая усталые глаза, – только дочери…
– Тетушка Эмили… – начал Стивен и почувствовал, что любая из подобающих в таких случаях фраз будет сейчас неуместна. – Как умер Эд?
Мать посмотрела на него долгим взглядом, потом опустила голову и медленно, очень медленно начала рассказывать:
– Здесь… прямо на пороге нашего дома… Это случилось так быстро… На улице из-за чего-то началась драка… – а ты ведь помнишь его привычку всегда вступаться за кого-нибудь… Они проломили ему голову…
