Шофер нахмурился, сдвинул к переносице густые, чёрные брови. Он весь ушёл в себя. Двигатель выл, шуршали о дорогу шины, мелькали перелески, отдельные деревья, поля. Моего попутчика не было слышно. Он сидел и дремал, уткнувшись в моё плечо.
– Вы не охотник? – спросил я шофера.
– Не охотник и не рыбак пьяница я, – ответил шофер.
– Не верю, не похоже.
– Пьяный за рулём – преступник, – сразу перешёл в карьер шофер. – Таких к машине подпускать нельзя.
– А ведь пьют.
– Конечно, пьют. Разве мало таких. Я однажды сказал жене, что проштрафился и лишили меня прав за то, что я немного выпил. Так что было – целая лекция. – «Батько, – говорит жена, – у тебя два сына шофера. Какой пример ты даёшь для детей?» – А я ей говорю – неужели за тридцать пять лет работы шофером ни разу не проштрафился. Такого не бывает. Сын Колька на это ответил: «Мама, – говорит он, – неужели ты не видишь, что он тебя разыгрывает».
Старик у меня на плече закряхтел, но смолчал. «Не спит», – подумал я про своего попутчика и посмотрел ему в лицо. Он смачно всхрапнул, потянулся.
– Да, вот какая причуда у наших водителей автобусов появилась, деньги у людей берут, а билеты не отрывают. Или водитель оторвёт целую ленту, передадут, а кто-нибудь повесит её на трубу, за которую обычно в салоне держаться. Шоферу, знамо дело, хорошо. Он эти билеты использует в другой раз. Народ-то у нас, какой!.. Сами развращают, потом начинают плакать, мол, почему количество автобусов «режут» для того или иного маршрута. А как не резать, если план постоянно горит. Автоколонне не выгодно гонять автобус за «так». Я своего Кольку предупреждаю, дескать, не делай этого, до хорошего не доведёт. У автовокзала всё вроде бы нормально, а как отъедут – своя рука владыка, будто автобус личный, а не государственный. Сколько мы теряем в денежном охвате, но если учесть нравственный урон. Он будет просто колоссальным. С чем его сравнить, я даже и не знаю. Не знаю, как ваша фамилия, молодой человек, но по всему можно понять – вы дока рабочий. Ну, как вот это понять?
– Трудно судить об этом, но одно ясно, сейчас каждый не хочет отстать друг от друга. Если у соседа машина, разобьюсь, посажу семью на колун, а её милую куплю, – ответил я.
– У одного дармовые деньги, а у другого потом заработанные.
Я промолчал. Машина въехала на асфальт и, разбрызгивая воду, через несколько минут нырнула в город. Шофер остановился:
– Вот остановка городского автобуса, мне же нужно налево.
Я вытащил из кармана мятый трёшник и подал шоферу.
– Вы что? – возмутился он. – Не беру.
Я поблагодарил шофера и вышел из кабины. На обочине меня поджидал старик. Он хитренько улыбался и тёр нос.
– То, что случилось с автобусом, это дело я так не оставлю, – крикнул водитель, закрыл дверцу, газанул облаком дыма и рванулся прочь.
– Каков молодец, а! – воскликнул я радостно. – И деньги не берёт. Не разменялся на грошевые подачки, до конца остался человеком, да ещё и лекцию прочитал.
– Мишка то Сычов? – улыбнулся старик. – И ты бы заметельшил, припугни тебя так.
– А кто сказал, что пойдёшь на водителя автобуса жаловаться.
– Причём тут автобус, – не понимал я.
– Да этот же водитель автобуса, его сынок Колька, младшенький. А билеты он нам дал, нет.
Тут я понял хорошо продуманную тактику шофера Сычова, и то же время недоумённо посмотрел на старика.
– Ты удивлён, откуда, мол, я знаю шофера Сычова? И я бы на твоём месте сделал тоже самое. И на фронте он не был, просто разыграл с нами фарс. Мишка это умеет. Мать у него во время войны была врачом. Услышала шум в сердце, потом нашла ещё какой-то брачок. Всего-то уж я и не помню. Давно было. Так он и не попал на фронт.
