- Не думаю… я был у нее первым.
ВСЕ! Невозможно, немыслимо! Это было еще больнее, чем известие об измене. Он тогда оправдывался, его голос был полон вины. Не таким, как сейчас – холодным и отстраненным. Я задохнулась, хватая воздух ртом. В глазах потемнело от какой-то взрывной смеси ярости, обиды, непонимания и меня понесло:
- Что еще я должна знать про тот половой акт? Какие еще необходимые подробности? - шипела я с невыносимо сильным желанием стиснуть руки на его шее и удушить на фиг!
- Ты не мог… просто сказать, что проверишься? Вместо этого ты защищаешь ее? Почему тогда ты все еще здесь, Андрей?
- Потому что я люблю тебя! – так же шипел он, опасаясь разбудить сына: - И хочу только тебя.
- А то – что? – уже гундосила я, потому что горло предсказуемо пережало, а нос – заложило, - иначе возьмешь там, где дают?
- Возьму ту, что хочу, - тихо рычал он, разрывая на хрен мою любимую сорочку. Я онемела, продолжая хватать воздух ртом, потому что нос не работал. Из глаз текли слезы, тело отяжелело, придавленное сознанием, которое осмысливало новую подробность его измены. Он целовал мое лицо, собирая слезинки губами, просил прощения, шептал такие волшебные слова, от которых раньше я бы млела и таяла. Казалось, что его руки не знали - за что хвататься в первую очередь и двигались по моему телу хаотично и жадно. Я не сопротивлялась, но и отвечать, как раньше, не могла. Просто полежала еще некоторое время, ожидая, когда он выпустит меня из рук, а потом ушла мыться.
Меня не стошнило в этот раз, и это уже было хорошо. О моем удовольствии речь не шла вообще. Но и отвращения не было, а это уже прогресс… или действие таблетки, а может – шока от новой подробности? Я не верила своим ушам, просто не понимала… я что – восемь лет жила с идиотом? Он и правда поверил, что баба, составившая и воплотившая в жизнь план по его совращению, могла оказаться девственницей? Действительно? На самом деле? Охрене-еть… Я потрясла головой – немыслимо, это просто немыслимо. И что? Я не смогу говорить с ним об этом, я просто не желаю слышать о том, как он это определил. Я не то, что говорить…, я жалела, что сразу не подала на развод! Может, сейчас мне не было бы так больно.
Раз десять плескала в лицо холодной водой, пытаясь прийти в себя. И себя же уговаривая, что нельзя решать вот так – сгоряча. И сейчас нужно пойти и лечь спать рядом с ним, хотя все нутро выворачивает от противления этому. Время! Мне просто нужно было время, а не эти его подробности. Зачем он ударил ими? Ведь он же ударил. Сука!
Прислонилась к холодному кафелю затылком и голой спиной, получая от этого гораздо больше удовольствия, чем от последней близости с мужем, прикрыла глаза. Проносились угарные, нездоровые мысли: а нужно оно мне вообще – бороться за него? Есть смысл? Я просто не узнаю этого человека, это не мой Андрей. Мой Андрюша никогда бы… Сейчас бы взять тайм-аут, разъехаться на время - сил нет быть рядом. Я даже уже не знаю – люблю ли его еще, вот такого?
Пересилила мысль разумная – я-то в любом случае как-то переживу и выживу, но у нас есть мальчик Вовка и папка нужен ему рядом, а не приходящий, в случае развода. Я попытаюсь простить и этот его плевок. Все, что он потом шептал, будто в бреду или горячке, его просьбы о прощении - полная ерунда, если он смог вот так, если у него повернулся язык... Я ведь не сказала ничего оскорбительного, просто проявила разумное опасение, между прочим – вполне оправданное. Но ради Вовки я попытаюсь, а там – как получится. И я все еще не готова отдать той расчетливой твари свое, просто не готова сдаться.
