– Буду жевать, жевать и жевать… – улыбнулась она, уже засыпая.
Проспала пару часов, как убитая. Разбудил Васятка. Протёрла его тёплой пелёнкой, которую всю ночь сушила, обмотав вокруг бёдер. Другой, лежавшей под спиной, – перепеленала. Выбралась из норы, простирнула снегом замаранные пелёнки и, сунув их под халат, опять обмотала вокруг тела. На мгновенье сковало льдом.
– Хоть бы не заболеть! Нет, Бог не допустит, пожалеет малышей…
Её вдруг сильно затрясло, слышно было, как зубы стучат. Выбралась из копны, принялась бегать по кругу, чтоб согреться. Поначалу ноги не слушались. Потом, вроде, сдались. Разогнуться сразу не вышло, и она сделала два-три круга почти вприсядку, пока не споткнулась и не упала на четвереньки. Увидала на снегу какие-то бумажки. Подобрала одну. Кое-как поднявшись, начала читать.
Оказалось – листовка, причём не немецкая, а наша. Политуправление фронта призывало оставшихся в тылу врага, переходить фронт или присоединяться к партизанам.
Собрала все листочки, до единого, мол, на растопку пойдут! Но тут же бросила:
– Вдруг немцам попадусь?! – А ещё подумала, – какой уж тут – фронт? Сегодня он – тут, завтра – там. Харьков, и тот, туда-сюда раза два переходил…
Навязала из соломы снопов, насовала под перину – на всякий случай… Опять забралась к детям.
– Рано ещё… Чуток передохну. И чего это они – всё спят? Дома каждую минуту тормошили: то им подай, это… А тут – как сурки. Может, от холода и свежего воздуха?.. А может, чувствуют каково мне с ними. Пусть хоть днём спят побольше, так легче, – решила она, и тут же сама будто провалилась…
Снилось хорошее, Малые Крюки, но будто сверху – и бугор виден, и родник под ним, и цепочка изб с огородами. А пониже – заросли сирени между траншеями, кладбище, дорога на трассу… Всё как на ладони!
А потом – тёплая июньская ночь… Она, Ксения, – совсем ещё девочка… Хочется спать, но Никита целует её на лавочке под ракитой. Соловьи поют. Он смотрит ей прямо в глаза и наклоняется всё ближе, ближе…
Заянка во сне стукнула её ручкой по лицу, и Сюня проснулась. Заметно вечерело.
– Сутки уже… А продвинулась чуть. Мы так месяц ехать будем, никаких продуктов не хватит! Надо быстрее, быстрее…
Опять впряглась, потащила… Вдруг с такой силой дунуло в лицо, что чуть не повалило. Налетевшая вдруг пурга разыгралась не на шутку.
– И откуда взялась?! Ведь час назад не было?..
Впереди забеленной чернотой выступил высокий еловый лес.
– Может, хоть там потише?..
Вьюга выла и бесновалась, завивалась по насту кругами. Залепляло уши, нос, глаза. Снег забивался даже за пазуху! Еле доволокла сани до первых мелких ёлочек. Миновала их и въехала в заснеженную чащобу. Ветви почти смыкались над головой, но дорога пошла чище. Ельник тянулся километров пять, изредка перемежаясь то просеками, то редколесьем. На голых местах идти было совсем невмоготу: валило с ног, возок сдувало, как пушинку. Того и гляди, опрокинется! Но вот и край бора. С бугра открылась необъятная завьюженная низина. Там так мело, что вообще ничего не было видно.
– Где небо?! Где земля? Одна белёсая мутная круговерть.
У Ксении с головы рвануло платок и отбросило за спину. Хорошо, что концы были обмотаны вокруг шеи. Засвистело в ушах, глаза залепило снежной пудрой! Идти вниз было бессмысленно.
– Всё равно не сдюжить, – тяжело вздохнула она, перевязывая платок, – пусть успокоится маленько.
