Выживший во тьме - страница 7
От жажды и сухости, от едкого дыма, буквально раздиравшего внутренности, безумно хотелось пить. Пробив ногой стекло, я вытащил из перевернутой машины бутылку – их много валялось внутри – и опрокинул ее содержимое в рот, не глядя на этикетку. Я захлебывался водой с песком и дымом.
Мимо проползала собака. У нее были перебиты все лапы, оборван хвост, выжжен один глаз. Уцелевшим глазом она смотрела на меня – и в ее взгляде я читал ужас и вопрос, на который не мог дать ей ответа: «За что?» Я уронил бутылку. Собака дернула языком, пытаясь поймать сбегавшие капли. Асфальт дернуло – новый толчок разбросал нас в разные стороны. Ее зацепило за шкуру и протянуло куда-то в сторону. Она даже не визжала – скрученные мотки проволоки, невесть как оказавшиеся в этом месте, как наждаком сорвали с нее весь меховой покров, оголив кровавое полотно голого мяса, костей и мышц. Последующий толчок увлек ее в пропасть…
По спине словно простучали дробью. От острых жалящих прикосновений я вскрикнул – это целая коробка гвоздей, падая с высоты, окатила меня своим дождем и лишь по случайности (я стоял нагнувшись) не выбила мне глаза. Гвозди были слишком мелки, чтобы причинить сильный вред, но падали с высоты и поэтому вонзались с большой силой. Ослепи они меня – и любой мой последующий шаг мог означать только гибель… А ран хватало и без них: после трубы, как плетью прошедшейся по спине, осталась рваная кровоточащая полоса, после пыхнувшего в лицо огня – сгоревшие брови и ресницы, а острые углы, за которые все время цеплялся при беге и прыжках, оставили многочисленные синяки, а кое-где и порезы. Силы были уже на исходе: слишком долго я сопротивлялся ежеминутной, ежесекундной возможности быть погребенным заживо, сожженным, раздавленным и искалеченным – и при всем этом продолжал двигаться, держаться… Я чувствовал, что скоро сломаюсь, не смогу сопротивляться – и тогда все. Но ноги сами несли меня прочь, руки отбрасывали препятствия, а измученное и избитое тело не сдавалось: весь я, от кончиков обломанных ногтей и до содранной кожи, хотел жить! Падали горящие столбы, разверзались пропасти – я карабкался по отвесным стенам, сползавшим вниз, и выскакивал наверх. Жить! Пока есть силы, пока я могу сделать хоть шаг – я должен жить! И эта жизнь нужна не только мне – я обязан уцелеть в этом аду, чтобы вернуться домой, к тем, кто остался далеко отсюда и, может быть, даже не представляет себе, что сейчас тут происходит.
…Мы держались за руки, сами не понимая, на что надеемся. Мы – это те, кто оказался под завалом из нескольких деревьев, снесенных ураганом и при падении образовавших естественное укрытие. Нас насчитывалось примерно пятнадцать – возможно, двадцать – человек. Мы оказались здесь случайно в поисках спасения, сбившись в группки, набрели на это место, и вскоре к нам присоединились еще несколько уцелевших, сбегавшихся отовсюду. Над головами бушевал смерч, и лишь по счастливой случайности мы еще не попали в его воронку. Из черного облака вылетело что-то массивное, и вскоре мы сумели разглядеть, что это автобус, заброшенный на немыслимую высоту, падает на город вместе с пассажирами. Он врезался в стену дома на уровне пятого этажа и этим окончательно снес пока еще державшиеся стены. Из его выбитых, выдавленных окон начали падать тела людей – но и мертвые, они не получили покоя: смерч подхватил их и унес с собой, как уносил все, чего касался. Сила урагана превышала все нами виденное: он лишь слегка коснулся здания – и развалил его пополам. Крыша дома приподнялась шатром – и, едва смерч покинул это место, с грохотом и лязгом упала обратно. Дом задрожал, стены стали сыпаться большими кусками… Через минуту на месте здания высилась лишь груда руин и обломков, перемешанная с битым стеклом, осколками кирпича, трубами, лестничными пролетами и раскрошенной в труху мебелью.