Другая тенденция, связанная с исламом в постсоветский период, заключалась в том, что ислам попал под защиту правительства. Защита ислама со стороны руководителей центрально-азиатских стран фактически означала, что в постсоветской атмосфере могли получить распространение самые экстремистские и радикальные течения ислама. Вместе с тем в период, когда независимые республики Центральной Азии были заняты поисками собственной идентичности, нельзя было пренебречь исламом как важнейшим фактором, формирующим национальную идентичность – в противовес интернациональной и атеистической концепции советского народа.
В то время, когда конституции республик закрепляли положение об отделении религии от государства, руководители постсоветских центральноазиатских стран, особенно в начальные годы независимости, открыто выступили за религиозное обучение и распространение исламских знаний. Нурсултан Назарбаев, который руководит страной, половину населения которой составляют немусульмане, лично отдал приказ о строительстве новой мечети в Алма-Ате. Впоследствии президент Казахстана вместе с супругой присутствовали на праздничном намазе ‘Ид аль-Фитр [85: 66].
Президенты центральноазиатских республик стремятся к тому, чтобы с защитой того, что на их взгляд считается «хорошим исламом» (т. е. официального ислама, который не противоречит общей политике этих стран), получить возможность контролировать и экстремистские тенденции. В конце 90-х годов XX века в большинстве республик были приняты законы о контроле над религиозной деятельностью (и особенно над деятельностью иностранных организаций). Во всех пяти центральноазиатских странах религиозные центры должны заручиться официальным разрешением для своей деятельности.
Государственные органы стремятся к тому, чтобы одновременно с оказанием поддержки муфтиятам, которые после распада СССР отделились от регионального Духовного управления, не вмешиваться в дела этих центров. В Казахстане некто Абсаттар Дербисали, не имевший религиозного образования, но занимавший пост советника Посольства Казахстана в Саудовской Аравии, при поддержке правительства занял пост Верховного муфтия республики вместо Ратбека Нысанбаева, который до того проработал на этом посту в течение десяти лет. В Кыргызстане при непосредственном вмешательстве правительства в 1993 году верховный муфтий был также смещен со своего поста. В Узбекистане лояльность по отношению к правительству – одно из требований, предъявляемых к духовенству. После смещения в 1993 году с поста и изгнания из страны муфтия Узбекистана Духовное управление мусульман этой страны стало безоговорочно поддерживать государственную политику.
Единственным исключением является Таджикистан, где Партия исламского возрождения (деятельность которой была запрещена в 1993 году) в ходе парламентских выборов в 1999 году вновь была признана законной и получила в парламенте страны два мандата [168].
В любом случае, в условиях отсутствия четкого разграничения между традиционным исламом и исламским фундаментализмом основной угрозой (особенно со стороны государственных органов) считается исламский экстремизм (ваххабизм). Выражение «исламский фундаментализм» не несет религиозного смысла, но указывает на людей, которые расходятся с центральными властями и государственными религиозными учреждениями во взглядах и интересах, а для достижения своих целей готовы к применению насилия. Слова «ваххабизм» и «ваххабиты» имеют такое широкое применение, что зачастую используются некоторыми духовными лицами для дискредитации оппонентов.
