Взгляд из детства. Этюды - страница 4



На рабочем столе в кожаной папке лежал проект Конституции Российского государства. Император, пожалуй, сейчас скорее из привычки, нежели по необходимости, обмакнул перо в чернильницу и принялся в очередной раз перечитывать текст.

Это движение в самоочищение, через самоистязательство, прочь от извечной бессмысленности бытия, движение, губящее нас, – не оно ли и есть смысл этого бытия? Движение, распарывающее душу, но освобождающее из нее щепотки прекрасного. Обогащение, одухотворение, постигаемое человеком, когда душе становится тесно в теле, когда стремление любить и созидать наполняет грудь воздухом, когда слезы счастья подкатывают, когда он вдруг ощущает себя способным на величие, – не ради этого ли и только ради этого стоит жить? Этот жуткий обмен долгих лет пустоты и однообразия на глоток счастья, на мгновение открытия, внутреннего постижения – не он ли самая высшая благодать на свете? Не являются ли эти крохотные надежды нашей жизни частью той великой Надежды на спасение, оставленной нам небесами и столетиями ведущей род людской из дикости в свет?

Как недолговечно и хрупко блаженство, как тонка его ткань. Но любить один миг – разве может быть что-то богаче и дольше этого мига? Мига зеленых лугов и запрокинутой за речку радуги, мига шепота ветра и прикосновений его ласковых рук, мига убегающего ручья и величия водопада, мига радости зверька, играющего солнечным лучиком, и парящих косяков птиц, мига полуслучайного лобзания и полувоздушного поцелуя… И может ли любовь длиться дольше мига? Дольше промежутка времени между двумя ударами сердца? Между двумя вздохами?

Бесстрашное сердце, труби в горн, греми фанфарами, рви литавры, зови на беспощадную борьбу с обыденностью, пустотой и обездоленностью! Иду с судьбой на бой! Пусть сегодняшнее пламя горит ярче, чем когда-либо, пусть отливает алым языки до самого неба, пусть зачернит дымом облака! Пусть в топке сгорит вся жизнь, весь я, лишь только бы вырваться прочь из этого страшного мрака, хоронящего раньше, чем окаменеют стрелки на часах моего времени.

Император отложил текст, встал и подошел к окну, смотревшему на все еще застланную льдом Неву. Нет, дело было не в тексте, не в необходимости очередной вычитки и правки, тут нужно было понять что-то иное, подумать о чем-то другом…

Tempo di marcia2.

«Свобода! Равенство! Братство!» – ведь эти слова были когда-то произнесены впервые. Шепотом. Чтобы потом набрать звучание и громогласным грохотом захватить в плен самую просвещенную нацию Европы. «Liberté! Égalité! Fraternité!»3 – они бешено затрясли Францию, как в лихорадке. «Vive la république!»4 – выжгло из сознания мораль и человечность.

«В Париже нет хлеба!» – так началась Великая Революция! И Великая Трагедия! Все великое ищет свое первоначало в ничтожном. «Если у них нет хлеба, – изумилась французская королева, – пусть едят пирожные». Что ж, цена за версальскую близорукость и надменность была выплачена сполна. Le pain!5 И понеслось!

Вперед, сыны отчизны! Мы рождены, чтобы своей жизнью принести жертву во славу нашей великой родины и освободить ее от ржавых оков короля! Настал час нашей славы! Час всех без родства и знатства! Час униженных и оскорбленных! Час ничтожных жизнью, но не ничтожных духом! На борьбу с ненавистной тиранией! Против кровавого режима несправедливости! Не дадим ей распустить свои кровавые штандарты против Революции, не дадим растерзать наших сыновей и братьев! Allons enfants de la Patrie! Le jour de gloire est arrivé!