Нагнав Адриану, молодой человек окликнул ее. Она, чуть не подпрыгнув на месте, повернулась к нему.
– Откуда ты знаешь мое имя? – подозрительно спросила она. Ее взгляд посуровел, в нем проступила внутренняя настороженность, а тело приняло оборонительную позу.
– Я слышал его, когда тебя привезли сюда. Ты не заметила меня, но я тогда тоже был в приемном отделении.
– Мы одновременно попали сюда? – безэмоционально спросила она.
– Нет, я здесь давно. А тогда просто оказался там поблизости, помогал медсестре.
– Давно? Да ты, выходит, настоящий псих, – вздернув брови, улыбаясь с издевкой, сказала Адриана.
Жар обдал щеки парня, и в этот раз совсем не от смущения, а от ярости. Обычно издевки давались ему легко, но в этот раз он внутри затормозил, будто организм остановил всю работу. И Адриана, будто почувствовав это, еще более дерзко бросила:
– Хм, тебе даже нечего на это ответить, псих, – и направилась дальше вглубь сада легкой походкой.
Парень, доведенный до предела, развернувшись, пошел обратно во двор, ступая жестко на стопы и повторяя про себя: «Рингель, Рангель, Роза….». И тут в его голове будто загорелась лампочка. И он побежал догонять Адриану. Увидев ее вдалеке, он свернул с тропинки направо в чащу деревьев и пошел за ней, но уже пробираясь сквозь хвойные ветви, листья папоротника и скрываясь из виду за стволами. Шорох в чаще насторожил Адриану, и она огляделась. Всмотревшись в окружающие зеленые массивы, она продолжила идти, но уже не так быстро. Молодому человеку пришлось спуститься на колени, чтобы его не было видно из-за куста можжевельника. Нащупав на земле небольшой камень, он бросил его в ноги Адриане. Она оцепенела.
– Кто здесь? – не слишком громко, не до конца уверенным голосом проговорила она в пустоту.
Тишина. Она очень медленно стала поворачиваться вокруг себя, слегка прищурив глаза, будто желая видеть лучше. Повернувшись на сто восемьдесят градусов, она еще не знала, что сзади изваянием застыл он. Парень приблизился к ней одним широким шагом. Адриана собиралась взвизгнуть, но он зажал правой рукой ей рот. Они вместе дышали очень быстро и глубоко. Она – потому что была дико напугана, а он – от удовольствия, которое принесла ему удавшаяся охота на дикую лань. Он приблизил губы к уху Адрианы и произнес:
– Что же ты пошла сюда одна, Адриана, если поблизости одни сплошные психи?
***
Джон Рихтер был сиротой из приюта города Дрезден, не знавшим своих погибших родителей. Детский дом распахнул перед ним двери, когда ему было три года. Став сиротой в столь юном возрасте, остаешься сиротой уже на всю жизнь, – считал Джон. Тебя могут усыновить, приютить родственники, но той внутренней полноты уже не вернуть.
В пятилетнем возрасте он часто лежал в своей кроватке с продавленным матрасом и представлял, что за ним придут новые родители, что его полюбят, в таком возрасте ему еще этого хотелось. А позже мысли заводили его к тому, что он не хочет, чтобы за ним кто-то приходил. Он принял эту свою судьбу и не собирался что-то менять. И это было не от хладнокровия, он не был таким, наоборот, он рос слишком добрым мальчиком, его часто обижали, придумывали клички, чаще всего связанные с его худощавым телосложением и большим ростом, а иногда из-за очков, которые он начал носить в одиннадцать лет. Но в его сердце никогда не таились ни злость, ни обида. Он не жаловался на судьбу. Нет, такого не было. И даже воспитателям на своих обидчиков он тоже не доносил.
