– Откуда мне знать? Я спрашиваю это у тебя, – легко, улыбаясь и всем видом показывая, что ради нее он готов на все, отзывался он.
Она вставала перед ним, отложив журнал и упираясь взглядом в него, говорила ему уголками губ: «Ничего не хочу!».
И у него все тут же рушилось, земля уходила из-под ног. Адриана могла еще после сутками не говорить с ним, наслаждаясь собственным одиночеством. Могла проходить мимо, обдавая его жутким, леденящим кровь холодом, а у него сердце останавливалось, и он почти никогда не знал, что ему делать и как быть. Любые его попытки примириться заканчивались жуткими криками, ему это было совершенно не на руку. Их отношения он старался сохранить в тайне.
Все менялось только тогда, когда ей этого хотелось. Она могла стоять, улыбаясь, перед его палатой, когда тот выходил на завтрак, безумно красивая, опрятно одетая, с уложенными волосами и бархатистой светящейся кожей. Он сиял в ответ на ее лоск, подходил, брал за руку и просто говорил: «Пойдем, ты же голодная». И все, с этого момента все начиналось сначала. Они вместе мечтали, вместе смеялись в своих записках. А иногда, находясь порознь, ловили взгляды друг друга и, подолгу не отводя их, просто были счастливы.
Адриана была себе на уме, что очень злило его. Но он любил эту девчонку. Рядом с ней чувствовал себя не одиноким, ощущал, что он живет. Радовался, когда радовалась она, и грустил, когда у Адрианы не было никакого настроения. И как бы он ни боролся с ней, а все равно зависел от нее, от ее запаха, движений. С ее появлением в помещении, где он находился, все пространство заполнялось ею одной. Она была его наваждением, его любовью.
В свою очередь, девчонка позволяла себе слишком многое, а проявлений любви ждать от нее не приходилось. Адриана любила говорить: «Нет!» Это «нет» Адриана произносила с вызовом, гордо вздергивая подбородок. Часто она продолжала говорить с окружающими властно и звонко. Да, высокомерию не было предела, но ему она была нужна и такой. Ему нравилось ее безупречное лицо, ее глаза, он желал ее. Рядом с ней он впервые ощутил, что значит желать женщину.
А она уже была женщиной. Понимала, что будоражит его. Потому и позволяла себе вольности. Да, она несносная, но ничего не поделаешь! Она такая! Свои чувства, которые у нее были к нему, выразить толком она не могла. Язык не поворачивался говорить о любви, внутри что-то мешало. Но зато она соблазняла его, ей это нравилось. Адриана могла и лямку платья приспустить, и размазать помаду в уголке губ, а томный взгляд был ее любимым коронным приемом. От всего этого молодой человек сходил с ума, безумная страсть кипела в нем к этой дикарке. Саму же Адриану часто злила собственная деспотичность, осознание, что она ведет себя неправильно. Презирая свой эгоизм, она часто вспоминала прошлое, Эриха, все тяготы и боль, сделавшие ее такой, и процеживала себе под нос: «Будь проклят, Эрих Вебер!» И она падала в объятия того, кто страстно желал ее. Так началась их история. С его любви и с ее ненависти к человеку из прошлого.
Они держались друг за друга, знали, что они не одиноки, и у каждого есть тот – другой, как им казалось обоим, весьма заслуженно. За все то, что им обоим когда-то пришлось пережить. И об этом они никогда друг с другом не говорили. Но и он понимал и помнил первый раз, когда увидел ее, и помнил ту боль, которой тогда несло от нее. И Адриана видела его глубже других. Видела, как таится в нем что-то иное, что-то или кто-то, кого она еще не знала, но ей не было от этого страшно. Она влюблялась в него такого и не собиралась от него отказываться.
