– Долго еще? – спросила я Тристана, пока ничего не происходило.
– До чего?
– До абсолютного нуля.
Он помотал головой.
– Этого сегодня не будет.
– Я думала, в этом-то весь смысл.
– Ну, извини. Сейчас у нас пробный прогон. С же-эн-два. Который дешевле молока. Если все получится, добудем жидкий гелий и запустим по-настоящему.
– Емкость полна. Дверца полна. Обе держат, – сказал Ода. – Подтверждаю критикальность.
– «Критикальность»? Похоже на что-то из лексикона МЛА, – заметила я.
– МЛА?
– Ассоциация по изучению современного языка.
Тристан вздохнул.
– Это просто означает, что магниты самого нижнего кольца достаточно долго были достаточно холодными, чтобы пройти свою ка-тэ – критическую температуру – и стать сверхпроводимыми.
Кажется, мое ехидное замечание его слегка задело.
– А, вот, значит, для чего пробный прогон, – сказала я.
– Ага. До того как все магнитные кольца станут сверхпроводимыми, мы не можем даже включить ОДЕК в нормальном смысле слова.
Теперь я хотя бы знала, на что смотреть. Емкости, разумеется, заполнялись снизу вверх, так что нижние магниты дольше находились при криогенных температурах. Они располагались по всей высоте ОДЕКа в тридцать два яруса, полностью опоясывающих камеру – внутренний танк. На каждом ярусе Максы установили по светодиодному индикатору. Пока магниты были теплыми, индикаторы горели красным и голубели при достижении сверхпроводимости. Минуты две мы наблюдали маленький, но странно захватывающий спектакль: индикаторы в колонне меняют цвет один за другим.
– Достигнута полная критикальность, – объявил Ода.
Поскольку я стояла рядом с Ребеккой, то под влиянием порыва повернулась к ней и подняла растопыренную пятерню. Она вздрогнула от резкого движения и устремила на меня взгляд голубых глаз. Точно смотришь на два светодиода.
– Пять? – спросила я слабым голосом, думая, что она не узнала жеста.
Ребекка отвернулась, словно желая забыть весь этот неприятный инцидент.
Тем временем ее муж говорил:
– Матрица калибровки внутренних сенсоров рассчитана и передана встроенной программе. Владимиры, готовы к запуску перенормирочного контура обратной связи?
– Готовы! – крикнул Владимир из серверной.
– Запускаю, – сказал Ода и потянулся к одному из немногих механических переключателей на пульте. Это был армейский рубильник, приобретенный (Тристан похвастался) через eBay у коллекционера электрооборудования времен «холодной войны». Чтобы получить доступ к рубильнику, надо было откинуть защитную крышечку, что добавляло торжественности происходящему.
У меня чуть инфаркт не случился, когда Ода включил рубильник и завыла сирена – установленная точно над моей головой. Я зажала уши руками и отвернулась; Ребекка сделала то же самое в зеркальном отражении. Одновременно все освещение в комнате потемнело, замигало и погасло, отчего включились красные аварийные огни, работающие от аккумулятора. Я споткнулась о брошенный огнетушитель, пролетела пару шагов и затормозила о вешалку на колесиках сбоку от пульта управления. На ней зачем-то висели несколько зимних комбинезонов разных размеров и цветов. Они смягчили мое падение, когда вешалка рухнула, а я – на нее. Грохота никто не услышал из-за сирены.
Тристан всегда бывал либо идеальным джентльменом, либо вовсе не джентльменом. Сейчас его так захватило происходящее вокруг ОДЕКа, что он не заметил моего падения. Может, и к лучшему. Я кое-как встала и сунула руку в карман, где обычно ношу беруши. Перед этим я их надевала, когда работала электропилой, и сейчас они оказались как нельзя кстати.
