На коленях Хейли лежат два больших букета, и мне даже не нужно спрашивать, чтобы понять, для кого они: эти цветы для Джаспера и Кэти.
Я бросаю на Хейли короткий взгляд. Мы едем с открытыми окнами, и ветер треплет ее длинные волосы. По радио играет попса. Хейли бросила шляпу на заднее сиденье, но солнечные очки все еще на ней. Она улыбается. И кажется такой беззаботной, словно последних дней вовсе не было. На мгновение мне хочется в это поверить. Притвориться, что она никогда не расставалась со мной, не ездила на смотровую площадку, чтобы… Дерьмо. Все во мне противится этому, но я заставляю себя завершить мысль: покончить жизнь самоубийством.
Непроизвольно я тянусь к Хейли, и она, как само собой разумеющееся, переплетает свои пальцы с моими, и давление у меня в груди немного ослабевает. Я все время держу ее за руку и не отпускаю, пока мы не подъезжаем к стоянке закусочной, в которой никогда не были вместе. Я здесь впервые, но Клэйтон и Эрик как-то советовали мне это место. Да и вообще, сегодня я хочу не только воскресить старые воспоминания, но и получить новые.
Сейчас два часа, и большинство посетителей, собравшихся на обед, уже, кажется, ушли, так что мы в закусочной практически одни. Официантка тепло приветствует нас, мы садимся за столик, она принимает заказ и быстро исчезает.
Я позволяю взгляду скользить по скудно обставленному помещению с темной мебелью и музыкальным автоматом в углу.
– В этот раз я не вижу никого, кому бы ты могла вылить в лицо стакан воды. Или горячий кофе, – сухо добавляю я.
Хейли пожимает плечами.
– Но ты все еще здесь, – замечает она.
Я уже набираю в легкие воздух, чтобы дерзко ответить – а именно, что она может выкинуть из головы идею с горячим кофе, – но останавливаюсь, заметив выражение ее лица. И тут я понимаю, что она на самом деле сказала.
– Ты все еще здесь, – повторяет она. От ее улыбки не осталось и тени, а в глазах словно застыла тысяча вопросов. – Почему? Я имею в виду… Почему ты… Ты должен ненавидеть меня за то, что я чуть не сделала, – она пристыженно утыкается взглядом в столешницу.
– Ненавидеть тебя? – повторяю я, оправившись от шока. – Хейли, я никогда не смогу ненавидеть тебя.
Она тихо фыркает:
– Я скрыла от тебя правду, рассталась с тобой и уехала, чтобы… чтобы…
Я тянусь к ее руке через весь стол, она внимательно смотрит на меня.
– Я бы соврал, если бы сказал, что случившееся не имеет значения или что я не волнуюсь за тебя. Но, Хейли… ты здесь. И даже если все вокруг – один чертов хаос, – только это и имеет значение. Хорошо? То, что ты сейчас здесь, – единственное, что для меня имеет значение.
Ее глаза наполняются слезами.
– Не плачь, – заклинаю я. – У меня нет носовых платков, и люди наверняка подумают, что я разбил тебе сердце прямо в этом кафе, меня же выгонят.
Я преувеличиваю, но достигаю желаемого эффекта: Хейли тихо хихикает. Несмотря на то что по щекам у нее текут слезы, она вытирает их свободной рукой и улыбается мне.
– Спасибо. За все. За этот день сегодня, вчера, да и вообще.
Ничего не могу с собой поделать, я наклоняюсь над столом, кладу ладонь на щеку Хейли и большим пальцем вытираю последние следы слез. Этот разговор – не признание в любви и не заверение, что все будет в порядке и мы снова вместе. Наверное, для этого слишком рано, ведь последние слова из предсмертной записки Хейли по-прежнему незримо висят в воздухе между нами. Но этого достаточно. На данный момент этого более чем достаточно.
