– Ладно, дам запасные лыжи, – согласился обходчик. – Я вас запомнил по тому году. К нам не часто приезжают. Помни: у самого подъёма увидишь валун, под него и сунь бегунки. Найдешь их, если и снегом занесёт.
– Хорошо, так и сделаю.
– Ну и профессию выбрал ты, парень. Эка куда тебя кидают зимой – на гору! Да, к ночи обещают ненастье. Не взыграл бы сиверко.
– К ночи я уж буду чаи на метеостанции гонять, – успокоил он железнодорожника.
Обходчик затянулся папиросой, махнул на прощание рукой.
– С богом. Удачи тебе, парень.
Стражин приспособил охотничьи лыжи к унтам и тронулся в путь. Непривычно идти на таких «бегунках». Всё ближе гора, всё медленнее шаг. Устал, с ритма сбивает глубокий снег. Когда приблизился к подножию Райской, серой дымкой окутывался горизонт, заметно посвежело. Втиснув лыжи под камень, подкрепился горячим кофе. Он выпрямился, пробежал глазами весь путь по склону горы. Отчего-то его уже ничто не волновало, ни одной пугливой мысли. Удобнее взвалив рюкзак на плечи, зашагал вверх. Вот он трос. Лез Стражин осторожно, не спеша, тяжелые унты скользили. Как мог берёг силы, вымотает ещё главный отрезок подъёма. На полпути к вершине поскользнулся, рухнул на голый камень. Падал много раз. Саднило колени, видать содрал кожу. Поскользнулся и упал в очередной раз. Гримаса страдания исказила лицо. Тут всё заволокло белой мглой. Лихие горные вихри истово отплясывали победный танец. Дрожащими пальцами завязал тесёмки шапки-ушанки, ощутив подбородком бугорок узла. Колени просили пощады. Виссарион привстал, отворачивая лицо от ветра-наждака, придерживаясь за трос, продолжил подъем. Вскоре обрушился неистовый шквал. Точно кто схватил парня ледяными щупальцами, силясь оторвать от троса и швырнуть вниз на каменные зубья скальных выступов. Рассекая грудью беснующуюся круговерть, он упал на трос, вцепился в него мертвой хваткой. По щекам скатывались горючие слёзы, застывали на концах ушах-отворотах шапки, холодили подбородок, подмачивали тугой узел верёвочки, смерзаясь на нём, раздражая кожу. Над головой Виссариона что-то выло, визжало, ухало, шипело. В один момент он почувствовал, будто ветрило напрочь сорвал с него одежду и дубит, леденит кожу. Страшной силы порыв ветра. Коченели пальцы рук, ног. Он представил, не видя ни зги: вот он, вот гора, а вокруг царство дикого, необузданного снежного вихря, и если поддаться минутной слабости, то ему вообще больше ничего и никого не видать. Очередной захват шалого ветра больно лизнул лицо. Некой распрямлённой пружиной подбросило Стражина.
– Ах ты, гадина! Сволочь! – в полные лёгкие орал парень и колотил рукой воздух, такой упругий, как тренировочная боксёрская груша. – Ах, чёрт проклятый! – кричал он дико и шёл, перехватывая трос руками, к вершине.
Волочился, спотыкаясь, карабкался, снова спотыкался. Метр, ещё один, ещё немного вверх. И здоровенный толчок в бок. Потеряв равновесие, упал. Он медленно сползал вдоль троса по склону. Спас рюкзак: выпячивающаяся тканью горка консервов вошла в какое-то углубление, движение вниз застопорилось. Этого мгновения было достаточно, чтобы найти унтами упор. Опора, как она нужна человеку в любой нестандартной ситуации. Мелко-мелко перебирая ногами и руками, подполз к тросу. Есть захват! Перевёл дыхание. «Только не смотреть вниз, – уговаривал себя. – Иначе всё, тут и околею». До вершины оставалось меньше сотни метров, самых трудных, самых крутых. Чтобы не застыть, отстегнул от брючного ремня фляжку с водкой, мысленно одобрив свой поступок там, в будке обходчика, где догадался вытащить её из рюкзака и приторочить к меховым штанам. Как же надо именно сейчас хлебнуть «горячей воды». Кое-как отвинтил пробку, и опрокинул жгучую жидкость в рот. В маленьком «бидончике» ещё булькало. Хватит, водка ещё сгодится. Но не может он заставить себя оторваться от троса. Нахлынувшая боязнь сорваться вниз сковывает руки, тело. А ветер, чуть передохнув, вновь злобствовал. Тёмно-синяя мгла всосала в себя, наверное, всю землю.
