Все как всегда – молчаливый кивок головой, и очередное молчание. Будто длинною в вечность… И слышно лишь тиканье часов, да стук дождя по окну.
– Ну, если хочешь ещё здесь посидеть, я не запрещаю, но у меня скоро открытие – так что также душевно поговорить у нас вряд ли получится. В такие времена очень многие стараются забыть свои потери в алкоголе…
Я встал со стула, пожал руку Роме и вышел на улицу. Дождь… Красивый, прекрасный. Да, я люблю такой лёгкий, спокойный дождь, что не обливает тебя как из ведра, но и не раздражающе капает с неба, будто на последнем издыхании. Лёгкий и теплый дождь, помогающий погрузиться в свои мысли и размышления. Да, я люблю такую погоду, и искренне не понимаю тех людей, которым она не нравится. Как можно ненавидеть такой дождь?
На тропинках уже начали образовываться лужи. Людей на улице почти не было – а те, что были, спешили на работу, прячась под зонтом. Деревья тихо покачивались из стороны в сторону, изредка роняя со своих веток листья. Время близилось к 9 утра, поэтому я направился до паба Ветрова. Думаю, что сегодня мне стоит все же поискать там что-нибудь интересное. Только как? Ветров мне явно стал больше доверять, так что, возможно, у меня сегодня получится зайти к нему в кабинет под предлогом какого-нибудь вопроса, а после предложить ему… Убраться здесь? Не помню, чтобы я видел, как там хотя-бы кто-то убирался, поэтому он может согласиться.
Открыв двери, я сразу заметил, что тот парень, Александр, уже пришел на смену. Да уж, зачем только нас двоих взяли на каждый день… Было бы лучше, если бы мы работали день через день. Это же логично, разве нет?
Александр лишь окинул меня взглядом, и продолжил готовить паб к открытию. Я же отправился в кладовую, где быстро переоделся и уже собирался с мыслями, чтобы подняться к Ветрову и предложить ему уборку. Как только я вышел с кладовой, входная дверь в паб распахнулась, и на порог ступил мужчина средних лет. Он был одет в обычную белую рубашку (которая местами была покрыта красными пятнами) и тёмно-серые брюки – вся одежда испачкана в грязи, местами была порвана. Не успев сказать и слова, мужчина завалился на пол…
Быстро среагировав, я подбежал к нему, расстегнул рубашку и ужаснулся – на нем было большое количество порезов, и, похоже, решающий удар пришелся в грудь. Как только я попытался что-то сделать, остановить кровь, мужчина схватил меня за руку. Подняв голову, он, еле шевеля губами, пробормотал: «Белый… Голова… Он убил… Как снег на голо…» – после чего его голова опустилась на пол, рука ослабла и взгляд побледнел. Он погиб…
Паб все также был закрыт, а Ветров на улице давал показания приехавшей милиции. Когда с Ветровым закончили, один из молодых пареньков в форме заглянул внутрь паба, окликнул меня и позвал за собой. Снаружи меня ждал Николай Владимирович, явно недовольный произошедшим.
– Ну-с, Андрей Пуловохов, рассказывайте, что случилось. Мне сказали, что первым к погибшему подбежали именно вы, а не кто-то другой… – Николай Владимирович записывал что-то на бумажку, сидя за одним из столиков, предназначенных для летнего отдыха. Напротив него стоял ещё один стул, так что я спокойно присел на него и рассказал все, как было. Не забыл и про его последние слова – белый, голова, убил.
– Что-то ещё? – сказал под конец Николай Владимирович и глянул на меня.
– Да. Под конец он ещё начал говорить фразу, но не успел ее договорить. Это было «Как снег на голо…", так что моя версия состоит в том, что он, находясь в состоянии шока, хотел сказать: «Свалился, как снег на голову».
