В пять я убираю всё со столиков около окна. Хоть компания ребят и вела себя воспитанно, но мусор после них всё равно остался. Я переворачиваю табличку на двери так, чтобы с улицы виднелось «закрыто», написанное от руки корявым, но явно твёрдым почерком, недоумевая, кто же её написал и почему её ещё не поменяли на нормальную. Всё же хозяин странный.
Я размышляю, стоит ли мне зайти домой перед тем, как отправиться в магазин, или после, и решаю, что лучше после. У меня с собой немного денег, но, думаю, должно хватить. Хотя я тысячу лет уже не покупал солёную рыбу, так что не удивлюсь, если теперь она стоит несколько сотен за пачку. Что ж, если что, обойдёмся сухариками.
Интересно, Киру вообще всё это можно? Он уверяет, что подобная пища не вредит ему, но я в это слабо верю. Он всегда игнорировал свой диабет.
Мысли об этом приводят к мыслям о быстрой смерти. Я жмурюсь, обрывая себя на середине размышлений. Нет. Нет. Нет. Нет. Не думать.
Погода всё ещё пасмурная, но в целом тепло. Я удивляюсь этим погодным американским горкам: тепло, холодно; ветрено, сухо; зябко в куртке, тепло в футболке. Это как игры с температурой воды – русская рулетка.
Я планирую купить всё в продуктовом, который расположен через дорогу от пекарни, но, зайдя туда, натыкаюсь на такую очередь перед кассами, что быстрей будет слетать в магазин на Луну.
Приходится идти в гипермаркет, что находится на соседней улице. Конечно, может быть так, что то время, которое я потрачу на дорогу, будет не меньше, а может, даже и немного больше, чем время, которое я потратил бы на стояние в очереди, но так я хотя бы иду, а не копирую улитку, продвигаясь миллиметровыми шажками к кассирше. Можно подышать свежим воздухом и насладиться пейзажем. Пусть он мне уже до каждой мелочи знаком и смотреть на него не так интересно, но это всё ещё лучше удушающей очереди.
Передо мною всплывают кадры воспоминаний, как по улицам гуляла Лилия. Она шла аккуратно, неспешно. Я вдруг понял, что дело было далеко не в её слепоте. Конечно, из-за отсутствия зрения она не может идти в таком же темпе, как большинство остальных, но, когда мы с ней возвращались из парка, девочка шла куда быстрей, чем в тот день, когда она была около магазинов. Я вдруг догадываюсь, что шла она медленно потому, что хотела насладиться прогулкой, почувствовать каждый запах и каждую поверхность. Мне вспоминается, как она медленно проводила рукой по кирпичам зданий, изучая каждую щёлочку, как останавливалась около булочной и цветочного, чтобы насладиться ароматом, как гладила листочки растений, чтобы узнать, какая у них текстура. Тут же вспоминается и её восхищение, когда она обо всём этом рассказывала. А ведь я в тот раз, хоть и хотел пройтись по той же улице, не сделал этого, посчитал, что в этом нет смысла.
А теперь вот я точно так же не вижу смысла наслаждаться пейзажем, ведь он мне уже давно знаком. А вот Лилия бы наслаждалась. Она бы шла, затаив дыхание. Она бы еле ощутимо касалась стен, чтобы за них держаться. Она бы обязательно остановилась около маленького фонтанчика напротив обувного и, как сегодня утром, протянула бы ладони к воде, удерживая её поверх сложенных пальцев.
Я бы мог сводить Лилию в магазин игрушек. Её нос тонул бы в шерсти плюшевых медведей, а сквозь пальцы скользяще протекал бы «лизун». Маленькая девочка, не замечая других посетителей, стояла бы среди гор игрушек, которые она даже не может себе вообразить, и была бы счастлива. Я бы душу продал, чтобы меня в детстве кто-нибудь сводил в такой магазин. К сожалению, когда ты живёшь в детском доме, то даже не подозреваешь, что такой рай существует…
