Тогда вечером я позвонила классной руководительнице и рассказала про сложившуюся ситуацию, попытавшись выяснить, какие у них порядки и в какой момент Вера может успеть сходить в буфет. Классная руководительница Наталья Владимировна ответила, что поговорит с Ираидой Алексеевной, но, скорее всего, Вере ничего не запрещали, а у Ираиды Алексеевны просто тон такой.
И вроде бы после этого разговора в течение недели все было хорошо, но в пятницу, вернувшись со школы, Вера начала капризничать на пустом месте и на мой вопрос: «В чем дело и почему из-за какого-то пустяка столько капризов?» – Вера зарыдала, сказав, что Ираида Алексеевна не послушалась Наталью Владимировну и все равно отругала Веру, запрещая ей идти в буфет.
В тот же вечер я, конечно, снова позвонила классной руководительнице, и она пообещала еще раз поговорить. Но я поняла, что вряд ли это поможет, даже если Ираиду Алексеевну уволят, потом найдется какая-нибудь другая Ираида Алексеевна, которую Вера будет бояться и из-за которой будет не хотеть ходить в школу, в университет, на работу. Именно это мне захотелось донести до Веры.
На следующий вечер, когда мы вернулись домой и Вера зашла ко мне на кухню, я сказала, что хочу поговорить с ней. И присев рядом с ней, начала свою попытку: «Понимаешь, Вера, ты не хочешь оставаться на продленке из-за Ираиды Алексеевны, но не будет ее, найдется другая женщина, которую ты будешь бояться. Помнишь, в садике были Ольга Владимировна и Надежда Александровна? Мы тогда ушли из этого садика, но потом в дежурном садике была тоже строгая воспитательница, и оттуда мы ушли. И вот сейчас в школе эта Ираида Алексеевна. Такие женщины будут попадаться постоянно, пока ты не научишься с ними общаться, не научишься спокойно реагировать на их замечания».
Вера выслушала, но у нее «пошел протест», и она сказала: «Я не хочу учиться общаться с ними, я просто не хочу ходить на продленку». Я попыталась еще раз: «Ну не будешь ты ходить на продленку, будешь пропускать дополнительные занятия, которые тебе нравились, помнишь, ты рассказывала, как здорово было на рисовании, на музыке. Вместо этого ты будешь сидеть дома одна и ждать, когда мы с Борей придем из садика?» Но Вера уперлась: «Да, буду».
Я почувствовала, что начинаю раздражаться из-за того, что Вера на контакт не идет, и вряд ли мне удастся сейчас что-то донести до нее. Я озвучила ей, что чувствую протест и, думаю, дальше не стоит продолжать разговор. На что Вера снова запротестовала: «Нет, стоит продолжать разговор, мама, говори!» И я начала снова: «Вера, я люблю тебя и хочу помочь тебе, не стоит из-за таких людей лишать себя удовольствия ходить на интересные занятия, общаться с одноклассниками, гулять, в конце концов, на школьной площадке». Но Вера снова начала возражать: «Мне не интересно там, не интересно на занятиях, не интересно с одноклассниками, они все скучные и площадка дурацкая, скучная».
И я почувствовала такое раздражение и страх, что Вера может закрепиться в этой установке и всю жизнь обвинять все и всех вокруг в своей неинтересной и от того несчастной жизни, что не сдержалась и выпалила: «Ну конечно, Вера, можно всю жизнь жаловаться, что все вокруг неинтересное – занятия, площадка, одноклассники, и всю жизнь прожить, скучая и жалуясь на все. Очень много людей именно так и живет. А есть люди, которые в самом скучном находят что-то интересное или придумывают его сами, они в самых, казалось бы, безысходных ситуациях находят выход и делают свою жизнь насыщенной, интересной и очень радостной». И даже вспомнила фильм «Побег из Шоушенка», пообещав Вере показать его, если она захочет.
