Я улыбнулся, показывая, что оценил его сухую шутку, и постарался спрятать беспокойство. Помнится, я подумал: «Неужели вот так он намерен укреплять мою решимость сражаться с империей врагов?» Отчасти меня утешала мысль о том, что за семьдесят первым главой министерства финансов Соединенных Штатов Америки и двадцать седьмым президентом Гарварда не тянется слава человека, склонного к излишней деликатности.
Решив отложить серьезный разговор еще хотя бы на несколько минут, я жестом попросил бармена налить мне виски и сказал:
– Прежде чем узнать от вас, Ларри, о своей «ошибке», позвольте поблагодарить за ваши сообщения и консультации. Они очень пригодились мне в последние недели. Я искренне вам признателен, пускай сам-то много лет подряд именовал вас Князем тьмы.
Ларри Саммерс невозмутимо ответил:
– По крайней мере, вы называли меня князем. Другие придумывали прозвища куда хуже.
Следующие пару часов разговор касался серьезных тем. Мы обсуждали технические вопросы: обмен долгов, фискальную политику, рыночные реформы, судьбу «плохих» банков. На политическом фронте, как предостерег Ларри, я проигрывал пропагандистскую войну, а «европейцы», под которыми он имел в виду европейские державы, явно нацелились на мою шкуру. Он предложил (и я согласился), чтобы любая новая сделка для моей многострадальной страны была такой, какую канцлер Германии сможет представить своим избирателям в качестве собственной идеи, собственного достижения.
Дела шли лучше, чем я смел надеяться, и мы добились согласия по всем вопросам, действительно имевшим значение. Оказалось достаточно просто получить поддержку грозного Ларри Саммерса в борьбе против мощных институтов, правительств и медиаконсорциумов, что требовали капитуляции моего правительства – и моей головы на серебряном блюде. Наконец, когда мы определились с дальнейшими шагами, а комбинированное воздействие усталости и алкоголя еще не начало сказываться, Саммерс пристально посмотрел на меня и задал вопрос, настолько хорошо отрепетированный, что, как я подозреваю, до меня он протестировал этот вопрос на множестве других людей[4].
– Есть два типа политиков, – сказал он, – инсайдеры и аутсайдеры. Вторые делают приоритетом личную свободу и возможность излагать их личную версию истины. Цена их свободы такова, что этих людей игнорируют инсайдеры, принимающие важные решения. Со своей стороны, инсайдеры следуют раз и навсегда установленному правилу: никогда не выступать против других инсайдеров и никогда не обсуждать с аутсайдерами слова и действия инсайдеров. Что они получают в награду? Доступ к внутренней информации и шанс, пусть не гарантированный, повлиять на важных людей и важные результаты. – Тут-то Саммерс и задал свой вопрос: – Итак, Янис. Вы у нас кто?
Чутье подсказывало, что нужно ответить одним словом; вместо этого я откликнулся обстоятельно.
– По характеру я аутсайдер от природы, – начал я, но поспешил добавить: – Я готов задавить свою индивидуальность, если это поможет заключить новую сделку для Греции, сделку, которая убережет наш народ от долговой кабалы. Не сомневайтесь в этом, Ларри; я могу быть истовым инсайдером столько, сколько понадобится, чтобы добиться достойного соглашения – для Греции и для Европы в целом. Но если инсайдеры, с которыми я имею дело, не пожелают освободить Грецию от вечного долгового рабства, я не постесняюсь обрушиться на них и вернуться туда, куда меня зовет сердце, где находится моя естественная среда обитания.
