Он будет бороться, как тот человек, за которым он наблюдал лишь мгновение. Но это короткое мгновение стало для него примером силы и стойкости. Однажды сам Макс станет таким же примером для тех, кто, возможно, уже потерял всякую надежду. В этом месте, полном страданий и отчаяния, он может и не найти союзников, но ему это и не нужно. Всё, что ему нужно, – это его решимость и непреклонная воля к победе.
Теперь, когда он уже не был просто жертвой, Макс почувствовал, как в нём рождается новая сила. Это была сила, питаемая гневом и отчаянием, но также и надеждой на то, что он сможет изменить свою судьбу. Ведь если даже здесь, в аду, возможно сопротивление, значит, возможно и спасение.
Время. Вначале Макс пытался считать секунды между периодами восстановления и очередным перемалыванием его тела, но быстро понял, что это было бессмысленно. Казалось, что прошла целая вечность с того момента, как проклятый конвейер впервые заработал. Он уже не мог даже приблизительно оценить продолжительность этой пытки. Может быть, это было лишь мгновение. Даже если и так, для него это мгновение казалось вечностью. И он уже потерял всякое представление о длительности его пребывания в аду. Время – оно текло, лишённое всякого значения.
Постепенно он привык к непрекращающимся мукам, которые причиняли ему адские машины. Вначале каждое перемалывание его тела было подобно удару молота по его разуму. Но со временем его сознание стало адаптироваться, и боль перестала быть главным врагом. Он научился жить с ней, как с неизбежным фоном своего существования.
Многие другие души, оказавшиеся в этом месте, смирились со своей участью. Они погружались в состояние, похожее на сон, отключаясь от реальности. Так же, как и Макса, этих людей подвергали невероятным пыткам, но их разум был далёк, защищён стеной апатии и безразличия. Они становились почти как растения – живыми, но лишёнными всякой воли к действию.
Но Макс был другим. Он не позволил себе утонуть в безразличии, не стал безвольным зрителем своих мучений. Он держался за свою силу воли, как за последнюю нить, связывающую его с самим собой. Он отказался принимать ад как неизбежность и решил бороться, даже если бы вдруг оказалось, что эта борьба была бессмысленной. Со временем он научился делать небольшие движения – поднимать руки, ноги, отрывать таз от конвейерной ленты. Это были крошечные победы, но они давали ему надежду.
Макс обращал внимание на других людей, находящихся вокруг него, ещё не погрузившихся в беспробудный сон. Он пытался говорить с ними, звать их, задавать вопросы, надеясь на ответ. Но отклик был слабым и редким. Многим уже было всё равно, они просто существовали, ожидая очередного круга мучений.
– Эй, вы там! – кричал время от времени Макс в пустоту, надеясь, что его голос донесётся до кого-нибудь, кто сможет ему ответить. – Слышит меня кто? Что становится с теми, кто сбегает отсюда?
Его крики разносились эхом по всему аду, и иногда он получал ответ – короткие фразы, полные отчаяния и безнадёжности.
– Не знаю, – ответил ему однажды кто-то с другого конца конвейера. – Думаю, дьявол закрывает их в особом месте, где пытки ещё страшнее. Отсюда точно нет выхода. Нужно привыкнуть к боли и попытаться поспать, как эти, что невозмутимы, когда их жгут или режут.
Этот ответ вызвал в Максе вспышку гнева. Его ярость была столь сильна, что он не смог сдержать слов:
