W: genesis - страница 17

– Мне идейка пришла. И не одна, – продолжил консул. – Раз уж все сорвалось с катушек, нужно действовать нестандартно. А для нестандартных действий нам нужны такие же неординарные люди.

Гаспар молчал.

– И в кои-то веки нам придутся к месту бандюги, всю жизнь проведшие в борьбе с Республикой.

– Вы хотите обратиться к оставшимся джиханам?

Марат щелчком выкинул окурок в окно. Казалось невероятным, но промахнулся, попал в раму, окурок упал на грязный пол.

– Не только к ним. А что касается «В»… Надеюсь, о его пробуждении не прочухали?

– Нет, – ответил Гаспар.

– Славно. С ним вопрос надо закрыть. Не спеша. Но оперативно. На этот раз – наверняка.

Марат подошел к окурку, поднял и сделал вид, что внимательно изучает его.

– Про то, о чем я говорил ранее… Вы не думаете, что Зеро не допустит подобного? – в голосе Гаспара не было тревоги, скорее присутствовала хорошая, деловая озабоченность.

– А вот мы как раз и проверим.

Со второй попытки Марат выкинул окурок.

10 год Новой Федерации

Один из островов архипелага Эйсав

За 7 дней до встречи на земле Судей

…Нет, старайся спасти самого себя. Боюсь я, чтобы сострадание не принесло вреда тебе. До дна исчерпаю я все зло, которое послала мне судьба…

Древний миф

Не хотелось признавать, но, похоже, хромота у тебя отныне навсегда. О подобном врачи редко скажут прямо, а самому как-то спрашивать о недуге, который будет сопровождать тебя всю жизнь, слишком неприятно. Колено ощущалось чужим, негнущимся, будто в него засунули надутый шарик. Однако ходить ты можешь и вполне спокойно, если не брать в расчет прихрамывание. От трости отказался за первые два дня физических упражнений.

Постепенно и сознание приходило в норму. Элементарные действия, будь то владение ножом, вилкой, использование туалета, умывание и прочее оживились в памяти довольно скоро. К сожалению, другие навыки или события продолжали таиться под покровом темной амнезии, но в данный момент тебя прошлая жизнь волновала слабо. Стоило признать: не так уж дурно пребывать в опрятной, аккуратной больнице с приветливыми медсестрами, внимательным профессором Лукой Паэльсом, со свежей и вкусной едой, ласковым климатом за окном, накрахмаленными простынями. Мутные знания о мире давали тебе понять, что в предыдущем солдатском быту подобного имелось отнюдь немного. Войны явно не способствовали размеренному и комфортному образу жизни. И, наверное, мысли.

От аппаратов тоже освободили. Уставшие от иголок, грубые и шрамированные руки получили долгожданную свободу. Они слушались вполне сносно. И пускай левая слегка дрожала, – все это нестрашно, легко привыкается.

Первый прием душа открыл тебе собственное тело: обвисшее, обрюзгшее, ощутимо помученное, но широкое, коренастое, когда-то весьма, видимо, тренированное, на нем виднелись остатки былого мышечного рельефа. Тело покрывали шрамы, пятна, многочисленные белые полоски и прочие отметины из прошлой жизни. Весьма ожидаемо. Наиболее из всех выделялся живот – его пересекал тугой толстый шрам, судя по всему, давнишний, уродливо—коричневый, похожий на паутинистый раскат молнии. На правой груди просматривались татуированные цифры. Ты долго вглядывался, чтобы прочесть: «шесть, запятая шесть, два, шесть, ноль, семь, ноль, ноль, четыре, ноль» и два нечетких числа почему-то в скобках. Плюс далее цифры помельче, понятное дело, различить их уже совсем не получилось. На груди левой – жирная единица, снова запятая ноль пять, четыре, пять, семь, один, восемь и вроде бы два ноля. Идущие после символы опять же в скобках поглотил шрам.