Ты подбегаешь к нему, начинаешь копошения, лишние и бестолковые. Сняв с себя больничную рубашку, криво разорвал ее и хотел было приложить к шее доктора, как он свободной рукой тебя остановил.
– Не…не надо, – пробормотал профессор и кашлянул. Ты ощутил капли его крови у себя на лице.
– Что случилось?!
Паэльс на пределе сил сделал глубокий вдох и произнес: «Бегите. Все же… решено…убить». Снова закашлялся.
– Кто это сделал? – спрашиваешь ты, но вопрос был излишним. Резкий удар сзади, звук разбиваемой вазы и понимание того, что заваливаешься на пол. Голова помутилась, в глазах потемнело.
Лиза подошла к профессору. Тот невидящим, мертвым взором следил за ней. Она резким движением убрала его руку от раны, взяла кусок твоей рубашки, крепко обтянула вокруг его шеи. Пара секунд – и бывший доктор джиханов, профессор Лука Паэльс, последний раз хватанул ртом воздух и замолк навсегда.
Держась за голову, ты с трудом присел. Нашарил другой рукой осколки со знакомым орнаментом. Эх, нужно было самому ту сраную вазу разбить!
– Так и знала, что он тебя разбудит, – произнесла Лиза. – Испугалась, вдруг ты сбежал. Но нет, приперся ж сюда, герой недоделанный.
Несмотря на то, что в глазах двоилось и кабинет был слабо освещен, ты видел, как ее лицо искажалось от ненависти при одном взгляде на тебя. Она не спеша достала окровавленный скальпель из своего белого халата.
– Зачем…? – промямлил ты. Язык после удара заплетался. Надо потянуть время, прийти в себя. Она не станет убивать быстро, это очевидно. Значит есть десяток секунд на обдумывание ситуации. – Зачем его?
– Он был против твоей смерти. Видишь ли, наш пацифист проникся странной мыслью, что распри между джиханами и Республикой остались в прошлом. А новая администрация видеть тебя среди живых не пожелала, но он все равно был против. Думал, если предупредит тебя на вашем гребаном сорминорском, то никто ничего не поймет. Ему невдомек, что многие хоть и не говорят на нем, но отменно понимают, – произнесла Лиза, выражаясь на своем лингвистическом обрубке. Она аккуратно протерла резиновой перчаткой скальпель. – Помимо прочего, как бы так неловко выходит, что вместе с тобой пришлось… Ммм… Очистить заведение от остальных. Жалко Марию тоже пришлось. Хотя она вовсе не при делах.
Вот как ту милую девушку звали-то… Но мысли в сторону. Медсестра виделась четко, почти ясно, боль в затылке стала несильной, дыхание выровнялось. Ты медленно встал.
– Посмотрите на него, – насмешливо произнесла женщина. – Прямо недобитый солдат империи идет в последний бой.
Она стояла, облокотившись на край стола профессора, который лежал рядом и бесстрастным взглядом мертвеца глядел тебе в ноги.
– Как же долго я ждала, выродок про́клятый, ты представить не можешь, – ее голос перешел в шипение, не выходило понять откуда бралась настолько лютая злоба. – На секунду вообрази: десять лет. Десять долгих, дер-р-рьмовых лет выхаживать тебя. Лишь бы увидеть это растерянное лицо.
Скальпель в ее левой руке. Будет бить либо в центр, либо в правый бок.
– Что с другими пациентами? – ты ощутил, что страх и оторопь от оглушения прошли. Ощущалось волнение, к твоему удовольствию, ожидаемое и приятное.
Лиза цокнула языком. Подмигнула.
– Не переживай о них, дорогуша. О них пусть теперь волнуется Всевышний.
Значит, ты все же являлся не единственным «больным». Ладно, оттягивать неизбежное глупо.
