Мне хочется видеть её боль, слизывать соль с её бледных щек, наслаждаясь вкусом этих мук. Пусть эта потребность больная и безумная, но когда речь идет о ней, границы нормы стираются, растворяются, и я уже не чувствую себя психически здоровым. Я помешан на ней, отравлен ею, она – зараза, которая прокралась мне под кожу и жила там годами, и что бы я ни делал, а вытравить её из себя не могу.
12. Глава 12
Хочу только видеть, как она будет страдать, мучаться, как начнет ползать у моих ног, пораженная и сломленная. Как мучился и страдал я по ней, жалея, что вообще способен испытывать эмоции. Как мчался тогда из города N в Москву на огромной скорости, и в голове впервые в жизни крутилась мысль о том, что если какая-то из встречных машин захочет перестроиться и мы оба не справимся с управлением, я не сильно буду сожалеть о потерянной жизни.
Глупая, она еще пытается сбежать от меня на тонких своих каблуках, в коротком платье, напомнившем мне о том вечере, когда она без стеснения танцевала для меня, и мне хочется увидеть этот танец вновь.
Мы заходим в затхлый кабинет, раньше занимаемый моим родителем, и я сразу наливаю виски, пока Алена стоит, прислонившись плечиком к стене, явно намереваясь побыстрее отсюда убраться. Признаться, мне и самому не нравится это место.
Протягиваю ей бокал:
– Раз ты употребляешь алкоголь, попробуй виски.
Она забирает бокал и осторожно принюхивается к запаху, но пробовать не спешит.
– Зачем ты меня сюда привел?
– А ты здесь разве никогда не была? – спрашиваю вместо ответа.
Она отрицательно качает головой:
– А разве должна?
Забираю из открытого сейфа, в котором отец раньше держал крупную наличность, единственный ценный документ и передаю Алене. В день, когда подписал цессию, приехал в этот старый дом, как раз получив права на него, в попытке распутать паутину, которую сплёл мой папаша.
– Вот и расскажи мне, где вы подписывали этот договор.
Если и были у меня сомнения в подлинности документов, то по её лицу сразу стало понятно, что зря надеялся. Она побледнела и дрожащими пальцами вытащила договор из конверта.
– Откуда у тебя это? – Поднимает на меня лихорадочные глаза. Её всю колотит, и она делает глоток виски, недовольно морщась от его терпкого вкуса.
– Не имеет значения. Хочу знать, как ты собираешься возвращать долг. Ты в курсе, что у тебя уже год как просрочка?
Мне хочется задать иные вопросы. Зачем она брала деньги у моего отца? Чем думала, подписывая договор с валютной оговоркой? Как это всё происходило? Потому что я не понимаю, когда они успели обо всем договориться. Единственная картинка, которая складывается в моем мозгу: её измена связана с соглашением, заключенным с отцом, и зная его, я понимаю, он не мог не обложиться правовой защитой со всех сторон, загоняя восемнадцатилетнюю девушку в угол. Впрочем, ее это никак не оправдывает. Меня не волнуют причины, по которым она обратилась к отцу, я прокручивал все возможные варианты событий и не находил ни в одном из них возможность её простить.
Алена вглядывается в листы бумаги, будто видит их первый раз в жизни.
– Я верну деньги, – заверяет она дрожащим голосом, – не сегодня и не завтра, но я их верну.
Рассматриваю её с недоверием. Она стоит передо мной в полуобморочном состоянии, бледная, поникшая, и я давлю в себе любое проявление жалости к ней.
– И где же ты достанешь нужную сумму?
Она смотрит на меня по–другому – как загнанный в клетку дикий зверь, перед которым стоит охотник с ружьем. В её взгляде столько эмоций, и самая сильная из них – ненависть и злость.
