Читать онлайн Анастасия Юферева - Я больше не…

– Даже рожденные бурей люди могут быть слабыми! – декламировала Наташа, прикрыв глаза. В одной руке – гусиное перо, в другой – блокнот, а перед ней – огромный зал на четыре тысячи мест. Слепящий свет прожекторов со всех сторон бьёт по глазам, восторженные фанаты кричат и размахивают телефонами, вспышки фотокамер почти не различимы в этом ярком хаосе. Её голос усиливается микрофоном и разносится во всему залу. Поклонники, раскрыв рты, ловят каждое слово, произнесённое Наташей. Они следят восторженно за каждым движением руки, ноги или головы, которое она небрежно роняет со сцены. Зрители вокруг затаили дыхание, чтобы ненароком не пропустить главных слов. Она для них – творец, глоток счастья, проводник в мир нового. Она несёт им истину через стихи. Наконец Наташа произносит последнее слово, делает лёгкий кивок в сторону взбудораженной публики и ждёт реакцию из зала. И этот момент настал: раздаются долгожданные аплодисменты. Но они какие-то хлипкие, вялые, безжизненные. Словно со всего многотысячного зрительного зала только два человека по достоинству смогли оценить её творчество. Наташа резко открывает глаза и…

…огромный зал растворился, уменьшившись до пределов её комнаты. Вместо софитов в глаза бьёт лампочка из люстры с той стороны, где откололся лепесток от стеклянного цветка на плафоне, и глазам от этого больно. Оказывается, Наташа уже стоит на деревянном стуле, а не на огромной сцене, и видит перед собой маму и папу, стоящих в дверном проёме. Они старались громко хлопать, а папа даже один раз крикнул: «Браво!»

– Наташенька, дочка! Это так здорово! – воодушевлённо произнесла мама, приложив руки к груди.

– Ага, так проникновенно! – добавил отец, поглаживая небольшую тёмно-русую бородку. Он хитро подмигнул дочери. – Ты бы вокруг себя хоть кукол рассадила, а то получается, что на твой концерт никто не пришёл. Мы вот и то случайно заглянули. В следующий раз хоть афишу нарисуй и на холодильник повесь, чтобы мы не пропустили твоё выступление. Смс-рассылку не забудь тоже сделать.

– Мама! Он опять начинает! – Наташа топнула ногой по стулу, от чего тот немного заскрипел и сделал небольшой крен вбок. Наташа надула губы и демонстративно сложила руки на груди. – Сколько можно!

– Да он же шутит, шутит! Что ты, милая! – мама бросилась к дочери, которая вот-вот собиралась разрыдаться от жесткой шутки отца.

– Сколько можно жалеть! – насмешливо произнёс папа, опираясь на дверной косяк. Внезапно он перестал улыбаться и вполне серьёзно добавил: – Ей не пять лет. Пора бы уже спокойно реагировать на критику. Наташа, если ты хочешь популярности, то нужно перестать прятать талант за дверями своей комнаты. Пора уже нести свои творения в массы, иначе я считаю, что это всё детский сад. Никто не добьётся популярности, стоя на стуле у себя в комнате в окружении игрушек.

Мама продолжала обнимать дочь, всё еще стоящую на стуле, и бросила грозный взгляд на отца:

– Всё правильно она делает. Нужно сначала набраться смелости, уверенности в себе. А чтобы «нести свои творения в массы», выражаясь твоими словами, необходимо быть готовым ко всему. Для начала нужно хотя бы свои стихи знать хорошо и не сбиваться, если что-то вдруг пойдет не так…

– В смысле готовым ко всему? Что может пойти не так? – Наташа вдруг отстранилась от маминых объятий и спрыгнула на пол. Она внимательно посмотрела в глаза матери, словно услышала страшную новость. – А что может произойти? О чём вы говорите?

– О, совсем неискушенная жизнью дочь наша! – философски изрёк отец, приложив тыльную сторону ладони ко лбу, изобразив отчаяние. Затем он как ни в чём не бывало вытащил из кармана домашних брюк газету, сложенную вчетверо, и принялся внимательно изучать её. – Случится может всё: в тебя могут полететь помидоры, а могут – цветы. Но это всё зависит только от того, как ты подашь себя зрителю. Ну, и соответственно, какие стихи понесёшь на суд людской. Всё-таки зритель у нас пошёл требовательный. Им не нужны хухры-мухры, ты им смысл подавай. Философию какую-нибудь… Или, наоборот, попсу. Смотря кому будешь читать стихи. Кисейные барышни не поймут грубости и дерзости, а вчерашние школьники не оценят глубину всей философии. Ты для кого хоть пишешь? Кто твой зритель или слушатель?

Папа аккуратно сложил газету и спрятал обратно в брюки. Затем он вопросительно уставился на неё, ожидая ответа на вопрос.

– Я… Я пишу для всех! – горячилась Наташа. Щеки вспыхнули огнём, а в глазах читался вызов. От нетерпения она принялась ходить по комнате. – Мои стихи не имеют пола и возраста! Мои стихи – универсальны! Мои стихи не могут быть плохими! Мои стихи – они…

– Универсальны… Для всех… Значит, не для кого… Дочь, откуда такое высокое самомнение? – осведомился отец. Он прошёл в комнату, сел на диван и откинулся на спину. Папа сложил руки на груди и пытливо посмотрел на Наташу. – Конечно, очень хорошо, что у тебя высокая самооценка. Но всё же любопытно узнать, с чего бы это? Кто обронил в твою чудную голову вагон самоуверенности?

– Я состою в литературном кружке. В городском, между прочим! – подчеркнула значимость сообщества Наташа и подняла вверх указательный палец. Наконец она остановилась напротив отца. – Это вам не просто так. В него принимают не всех, а только самых талантливых. Вы это сами прекрасно знаете. В одиннадцатом классе я выступала от школы на Дне города, и меня пригласили стать участницей поэтического кружка. На этой неделе моя очередь выступать. Я готовлюсь к этому важному для меня выступлению, поэтому, будьте добры, не мешайте мне!

Довольная произнесённым, Наташа села на стул, положила ногу на ногу и свысока посмотрела на отца. Тот в ответ лишь ухмыльнулся.

– Да-да, конечно, моя девочка. Готовься, мы не будем тебя больше отвлекать! – мама вдруг спохватилась и заискивающе заулыбалась. Она подошла к дивану и схватила за руку отца. – Мы с папой уже уходим. Не будем мешать! Идём же!

Последние слова мама произнесла уже сквозь зубы и поспешно выталкивала брыкающегося папу из комнаты. Они аккуратно закрыли за собой дверь, оставив Наташу в комнате одну наедине со своими мыслями.

Когда родители удалились из комнаты, Наташа обречённо откинулась на спинку стула и развела руки в разные стороны.

– Вот нигде покоя нет начинающему поэту. Все норовят высказать своё мнение! И при этом даже не стесняются того, что их никто не спрашивал! Ах, как это нелегко!

Наташа еще некоторое время посидела так, закрыв глаза. Затем отскребла себя со стула и подошла к письменному столу. Как у любого творческого человека на нём лежало великое множество полезных и бесполезных вещей. Но Наташа называла это «местом вдохновения и рождения музы», поэтому просить привести всё в какой-то упорядоченный бардак на столе было делом бесполезным. Среди груды исписанных листов можно с легкостью найти не только ручки, карандаши, настоящее перо с чернильницей (ну, а вдруг это поможет рождению великого произведения?), но и почти весь чайный сервиз на двенадцать персон, медленно, но верно перекочевавший с кухонного стола сюда, а также пакетик с маленькими сушками, шоколадными конфетами, половинку шоколадки и подсохший кусочек хлеба.

Но сейчас Наташу это совершенно не волновало, потому что она нуждалась в необычных рифмах, новых идеях, мыслях, переживаниях. Только в голову совершенно не приходило ничего нового: все фразы казались избитыми и вторичными. Поэтому Наташа решила, что в свободном потоке мыслей сможет добиться вдохновения, так сказать, ощутить в реальном времени весь полёт мысли! Но вместо прилёта ожидаемой неземной Музы пришли обычные земные родители и, как всегда, все испортили.

Наташа уселась за стол и взяла в руки любимый меховой блокнот розового цвета с изображением единорога на обложке. Она раскрыла страницы на том месте, где остановилась еще вчера, заложив вместо закладки зелёный носок.

«О, мой носочек! А я его с утра никак не могла найти! – Удивилась она неожиданной находке. Наташа отложила его в сторону и вернулась к старым записям. Но не видела их, потому что в голове крутились совершенно другие мысли:

«На-та-ша. Меня зовут Наташа. Обычное имя. Наташка-черепашка… Совершенно никакой романтики в этом имени нет. Вот, если бы меня звали… Виолетта… Или Элеонора… Или Ангелина хотя бы… Нужно обязательно придумать звучный псевдоним, а то Наташа Костина вообще не звучит! Это что-то должно быть красивое, легкое, воздушное! Волновать душу и сердце! Да, обязательно нужен псевдоним! И как я не додумалась до этого раньше?»

Она рассмеялась над собственной глупостью и принялась старательно выводить на листочке разные имена. Но почему-то всё варианты казалось фальшивым и надуманным. Никакой искренности, а значит, никто и не поверит. Кто поверит, если она сама не верит?

– Так, значит, имя… А если взять не имя, а фамилию какого-нибудь известного поэта… Да! Точно! Отличная идея! Но какого? Фамилия должна будоражить душу, волновать сердце… Кого же можно взять? Пушкина? Нет, слишком избито… Лермонтова? Фи… Сразу эта его тема одиночества и его платанов… Тютчева? Вообще не звучит… Блок не склоняется… Бунин? Хлебников?

Наташа медленно в уме перебирала в голове все известные фамилии поэтов Серебряного века, пока…

– Маяковский! Точно! Как я сразу про него не подумала? А его образ отлично впишется в концепцию моих стихов. Я буду говорить о современности, только в его стиле! Да, я буду Маяковская!

Наташа сорвалась со стула, воодушевленная рождением идеи, и вылетела из комнаты.

– Мама, папа, я буду Маяковская! – радостно закричала она, врываясь в зал, но там родителей не оказалось. Тогда она понеслась на кухню, аккуратно неся в своей голове родившуюся идею, но резко остановилась у закрытых дверей, услышав отрывок разговора родителей.

– Я считаю, что всё-таки ей нужно рассказать, – услышала она усталый голос отца.

– Да, но… – мама запнулась на полуслове. – Давай чуть позже. Сейчас у неё такой сложный период в жизни…

– Ты собралась оберегать её до самой старости?

Но Наташе так не терпелось поделиться своей находкой с родителями, что не стала подслушивать их разговор дальше и ворвалась на кухню:

– Мама, папа, что вы там собрались мне рассказать?

– Дело в том… – неуверенно начал отец, но мама его перебила:

– Ты что-то хотела нам сказать, доченька?

– Да, я хотела сказать, что придумала себе фамилию!

– Фамилию? – родители переглянулись. Папа поднял бровь. – А чем тебе твоя фамилия-то не угодило? Костина. Вроде бы нормальная фамилия. И имя тоже хорошее – Наташа.

– Вы ничего не понимаете! – с жаром произнесла она, усаживаясь за стол. Она горящими глазами уставилась на родителей, переводя взгляд с одного на другого. – Просто Наташа Костина никому неинтересна! Никто не знает девушку с таким обычным именем. Я буду – Маяковская! Понимаете? Я хочу бросать вызов спящему обществу, этому миру! Я хочу разбудить всех ото сна! Как это делал Владимир Маяковский в своё время. Понимаете?

Наташа светилась от счастья и уже позабыла обидные слова, которые говорил ей минутами ранее отец. Она ждала одобрения, согласия. Да наконец, родители должны быть счастливы от того, что её посетила такая гениальная идея! Кому как не ей должна была прийти такая светлая мысль!

– Да, конечно, – поспешно согласился отец и как-то странно закашлялся. – А тебя не обвинят в плагиате?