***
Света проснулась от громких звуков на кухне. Дребезжала посуда, были слышны ругань и плач. Миша был в их доме, сразу поняла Света и быстро стала натягивать на себя первую попавшуюся одежду.
Ссор в их доме никогда не было. Мама с папой жили мирно, как говорят, душа в душу. Каждый пытался помочь друг другу первым. Они не допустили бы таких скандалов в их доме. Света прошла мимо папиной спальни и заглянула туда. Спертый запах алкоголя врезался в ее ноздри, отчего ее сразу затошнило, но она стойко держалась на пороге, пока не удостоверилась, что отец еще крепко спит. Тогда она, глубоко вздохнув и на мгновение позавидовав папе, прошла на кухню, в эпицентр скандала.
- Как ты смеешь бросаться такими выражениями мне в лицо? - гневно орал Миша.
Его лицо было красным, а на широком лбу от напряжения проступали вены. Свете захотелось тут же скрыться в спасительной тишине своей комнаты, но она осталась. Лена ничего не отвечала. Ее плечи вздрагивали от тихих рыданий, но она упорно продолжала переворачивать оладушки на сковородке.
- Доброе утро всем, - проговорила Света, стараясь держать себя в руках. - Миша, как твое “ничего”?
- Нормально, - проворчал он в ответ и сел у окна. - Твоя сестра опять меня не слушается. Скажи же ей, что послушание - одна из заповедей в вашей Библии, которой вы так следуете.
- Вообще-то, нет там такой заповеди, - сказала Света, сделав вид, что не услышала в его голосе злую иронию.
- Не может быть! Там точно это есть…
- Не в заповедях, - категорично ответила Света. - Но и муж должен любить жену как самого себя.
Миша бросил на нее сердитый взгляд. Его смешила и одновременно бесила эта никчемная девчонка, только и знавшая, что ходить в церковь да молиться. Она была, бесспорно, красивой. Может, даже красивее Лены. Но зато Лена была покладистой, а эта… Эта могла согласиться, а потом кольнуть побольнее. Вот прямо, как сейчас. Странно, что Лена не такая. Вон она, печет оладьи и тихо плачет. Потом слезы иссякнут, он подойдет к ней, поцелует в щеку, прошепчет сладкое для любой девушки “извини, солнышко”, и все, он прощен. Все забыто, никто не расстроен.
Со Светой такого бы не прокатило. А ведь, как ни смешно это понимать, вначале, когда Миша только начал встречаться с Леной, ему больше нравилась Света. Вся в черном, ведь со смерти мамы сестер прошла пара месяцев, замкнутая, с потухшим взором, она, будто была создана стать образцовой послушной женой. Но Миша ошибался. Особенно заметно это было сейчас, в это солнечное утро, когда она предстала перед ним в цветастом сарафане, с длинными распущенными волосами и с блеском в глазах. Он даже забыл, о чем ругался с Леной. Поэтому легче было отступить к окну и позволить себе любоваться Светой издалека. Легкая, изящная, тонкая, она теперь контрастировала со своей сестрой, набравшей лишние килограммы, осунувшейся и самое главное, теперь у Лены был такой же потухший взор. Будто они поменялись местами.
Света приобняла сестру и шепнула ей что-то на ушко. Миша, конечно же, не услышал, но напряженно вытянул шею, чтобы быть готовым прислушаться еще раз. Но еще одного раза не было. Сестры принялись готовить вместе. И Мише открылся чудесный вид на Свету сзади. В этом по-детски невинном сарафане она выглядела совсем девочкой, но фигура была вполне созревшей для того, о чем подумал сейчас Миша. Ему не было стыдно за то, что он позволял себе такие мечты. Он, ведь, мужчина. А им свойственна полигамия. От мыслей, плавно перетекающих в другое, более развратное, русло, его отвлек звонок в дверь.
