Вот, – достав из своей сумки пачку бумаг, она передала их мужу, – Может, это их убедит.
Они попрощались, и Марк вышел на улицу, крепко держа в руке справки о диагнозе Бена, рекомендации врача, анализы, рецепты на лекарства, и пропуск Кристианы.
Осторожно отворив дверь в комнату, где спит Бен, Кристиана на цыпочках подошла к кроватке и взглянула на сына. Жидкие волосы соломенного цвета, доставшиеся ему от матери, покрывали его головку маленькими вьющимися змейками. Розовые щечки и носик колебались в такт еле слышимому сопению. Когда Кристиана впервые увидела сына в реанимации в стеклянном кювезе, его тело было обрамлено многочисленными трубками и перевязочным материалом. Сейчас под грудью Бена под хлопковым комбинезоном наложена марлевая повязка, но Кристиана была рада, что ее ребенок рядом с ней дома, и может теперь самостоятельно дышать и пить из бутылочки.
Переодевшись в летний халат, Кристиана легла на кровать и стала прислушиваться к дыханию Бена, тихому и глубокому. Постепенно ее веки сомкнулись, и тяжелый вихрь мыслей хотя бы на какое-то время перестал беспокоить Кристиану.
Комната пахла жасмином. С окон падал тусклый свет на письменный стол, который был полностью завален бумагами. Квартира, которую арендовал Хорст, была расположена недалеко от клиники, где он работает. Краска на стенах давно поблекла, местами осыпалась на пол, который скрипел даже в те моменты, когда на него никто не ступал. Мебель гармонично вписывалась в облик квартиры, выдавая свой срок царапинами на деревянных подлокотниках дивана и стола, разорванными обивками, набекрень свисающими дверцами шкафчика.
Хорст блаженно сидел на диване, откинув голову на подушку:
– Скоро я получу гражданство Германии. В течение полугода одобрят. Надеюсь.
– Потому что здесь нужны такие ценные кадры, как ты, – отметила Мареик, примостившись возле Хорста, и положив свою руку на его плечо, – несмотря на то, что ты был не в хорошем счету у властей из-за той научной статьи. Кстати, это ведь значит, мы наконец-то поженимся!
– Еще рано загадывать, – Хорст убрал с себя руку Мареик и подошел к стулу, на котором висел его белый халат, – Я хоть и работаю хирургом в больнице, все равно меня легко могут заменить и вышвырнуть без причины, как делают это в Восточном Берлине.
– А то, что тут у тебя дочь и без пяти минут жена, они в расчет не берут? – Мареик задумалась, – Получается, тебя могут выгнать с работы, потому что у тебя нет гражданства Германии, и в то же время тебе не дадут гражданство, если ты какой-нибудь безработный болван, желающий жить на пособия страны, так как никуда тебя просто-напросто не берут. И по этой же причине нам не одобряют брак!
– В консульстве приняли во внимание, что я очень хороший специалист. Шансы есть.
– Ой, – улыбаясь фыркнула Мареик, – не такой уж и хороший!
– Но ты сама сказала! И да, я недавно оперировал ребенка со сложнейшей патологией, которую никто не решался исправлять. У него было огромное омфалоцеле! Это означает, что все органы развились вне брюшной полости: желудок, кишечник и печень обросли ее, как колония полипов на дне моря. Я каждый орган погрузил обратно, туда где он и должен быть. У пациента был риск заражения, но я делал это медленно и аккуратно, и только через пять дней провел последнюю операцию на передней брюшной стенке. Все прошло отлично, благодаря мне, – самодовольно заверил Хорст.
