Духи вновь возобновили обстрел из подствольников наших позиций. За спиной, в темноте кто-то заорал после разрыва гранаты. Черт, кого-то из наших ранило. В темноте мы заметили вспышку от выстрела и переместили свой огонь туда. Через пару минут оттуда раздался вопль и какой-то шум.
Еще несколько минут мы азартно продолжали палить в направлении противника, но ответа не последовало, видимо духи, получив отпор, отошли. Идти и проверять в темноте свою теорию никакого желания не возникало. Рассветет – разберемся.
– Видимо, старый хозяин приходил за своим коньяком, – пошутил Юрка.
– Забыл, козел, видать, что написано у Маркса во втором томе «Капитала» на 2 странице в первом абзаце.
– А что там написано, Вячеслав Николаевич? – поинтересовался из темноты Пашка.
– Все очень просто – было ваше, стало наше, экспроприация экспроприаторов. Не дергались бы, и мы бы не пришли.
– Там что-нибудь осталось еще выпить? – поинтересовался Рыжов у меня.
– Осталось, не переживай, а ты что, с бесцветным не выпил? – ответил я.
– Выпили, но он сука, морду воротит. Мы не коньяк ему предлагали, а водочки налили. Он, гад, поинтересовался мимоходом, а нет ли у нас каких-либо трофеев.
– Москвич, тьфу, язви его в душу, – я сплюнул на землю, сам тем временем в кромешной темноте на ощупь снаряжая опустошенные автоматные магазины. – Вроде тихо. Пойдем потихоньку, а то мне еще надо закончить рапорт и на совещание к Сан Санычу идти.
– Пойдем. Пашка, остаешься за часового, если что – шуми, прибежим и отобьем тебя от злого чечена, – пошутил Юрка.
Мы выбрались из окопа, и отряхивая с грязных брюк прилипшие куски грязи, пошли в свой кунг. Рядом в темноте шли офицеры разбредаясь по своим машинам, готовиться к совещанию.
– Эй, народ, кого там ранило? – крикнул я в темноту.
– Водителя у связистов, Ларионова. Все нормально. Осколок ногу прошил навылет, кости целы. Сейчас в медроте лежит. Жить будет, – ответил из темноты голос, похоже, что замкомандира по вооружению Черепкова Павла Николаевича.
– В медроте скоро уже класть раненых будет некуда, надо прорываться из окружения и вывозить их, а то не сбережем, – сказал громко Юрка, подходя к нашей машине.
– Надо обмозговать и предложить отцам-командирам, – подхватил его идею я.
– Давай по сотке хлопнем и пойдем послушаем бредятину московского прыща, – сказал Юрка, скидывая автомат в угол кунга, – а то мне одному надоело слушать. По московским выкладкам выходит, что мы воевать не умеем, что надо воодушевить людей, чтобы они представили, что это штурм Берлина, а дудаевский дворец – это Рейхстаг. Паранойя какая-то. Им дай волю, так ради своих громких реляций о победах, эти ублюдки нас штабелями будут укладывать, – Юрка все больше распалялся, тем не менее это не мешало ему попутно разливать коньяк и открывать вкусные заморские сардины в масле.
– Ладно, Юрок, не шуми, сейчас выпьем и на совещании отмудохаем этого жополиза. Не переживай. Что бы эти маразматики ни придумали выполнять – то мы и будем. А с той артподдержкой и с обработкой объектов с воздуха, какие сейчас, мы каши не сварим. Пошел он на хрен. Ну, – я поднял стаканчик с янтарной жидкостью на уровень глаз, посмотрел на игру света, – поехали, за нас, за хороших парней и за смерть дуракам.
– Как же, дождешься от них, – Юрка и не собирался остывать и все продолжал кипятиться. – Как ты ни воюй, а счет все равно будет в пользу дураков, как будто специально на чеченов работают, лишь бы побольше наших угробить.
