Оставляя горевшие, подбитые танки, немцы отошли к Сурьянино. Мне думалось, что туда мы уже разом ворвемся. Но нет, фрицы до последнего бились. Наши танки уже к окраине села походили, а враг с северо-восточной его окраины на нас свою технику бросил – штук 50 танков и самоходок. Контратаку немцы начали. Тут уж и мы их били, и они нас. Несколько наших танков немцам удалось поджечь, в том числе танк командира третьей роты Ивана Листопада. Пришлось нашему комбату Чижову обращаться к командиру бригады за артиллерийской поддержкой. К нам тут же целую батарею направили, да еще роту ПТР (противотанковых ружей) перебросили. Совместными усилиями мы оттеснили немцев в глубь села. Но уже сумерки наступили, и полного разгрома фрицы избежали.
В ночное время бой прекратился?
Поначалу мы собирались его продолжать. Вечером к нам в батальон приехал помощник начальника штаба бригады старший лейтенант Храмов. Он передал приказ комбрига вести наступление в направлении села Однощекино, на подходе к которому немцы оказали упорное сопротивление первому танковому батальону и самоходчикам. Однако когда мы приблизились к Однощекино, то пришлось отказаться от атаки с ходу. У нас не было разведданных о противнике, а в темноте уже было ничего не видно. Из прикрепленного к нам мотострелкового батальона автоматчиков отправили пешую разведку. А мы, командиры танков, вместе с нашими механиками-водителями также отправились на рекогносцировку местности перед селом. Все готовились к атаке, которая должна была начаться рано утром.
И всю ночь шла перестрелка. Мы сами вызывали огонь противника, чтобы разведать, каковы его силы и огневые средства. Спровоцировать немцев в ту пору было уже легко. Они боялись, что мы начнем атаковать их, не дожидаясь рассвета, и открывали беспорядочный огонь после каждого выстрела нашего танка или артиллерийского орудия.
А утром короткая артподготовка была, и мы вместе с частями 197-й танковой бригады и 30-й мотострелковой бригады пошли в атаку. В этот день нам удалось овладеть селом Колонтаево, выйти к реке Нугрь. И вот так мы весь август, весь сентябрь фашистов гнали.
Впрочем, по-разному случалось. Однажды – не помню, возле какого населенного пункта – во время танковой атаки немцы открыли шквальный огонь по нам. Многие танки загорелись. И мой тоже. Мы выпрыгивали из них. Немцы вели ружейно-пулеметный огонь. И некоторым, как и мне с моим экипажем, повезло спрыгнуть за танки, а потом в окопы, которые рядом. А многим повезло меньше. Погибли они.
Но так или иначе враг отступал. И наш боевой труд оценили.
Интервью и лит. обработка: М. Свириденков
Городинский Арон Семенович
В мае 1943 года мы оказались в лесах под Жиздрой, нас придали 8-му гвардейскому стрелковому корпусу. В этом корпусе было три дивизии: две гвардейские, а третья обычная стрелковая дивизия, которую все называли «киргизской», поскольку она была национальной, сформированной в Средней Азии. Так две гвардейские дивизии вместе с нами готовились к наступлению в ближнем тылу, где была создана полная имитация немецкой оборонительной линии, а национальная дивизия занимала 20 километров передовой линии.
Затем нас подвели к передовой, ночью мы получали боеприпасы и готовили позиции, а днем было запрещено хоть как-то обозначить свое присутствие на передовой.
Немцы, я думаю, знали, что мы готовимся к наступлению, так как из состава национальной дивизии к ним постоянно перебегали нацмены и сдавались в плен. Один раз прямо на моих глазах, светлым днем, к ним перебежали два узбека из окопа боевого охранения.
