– Закройте ее чем-нибудь, – голос Хвостова прозвучал в тишине голосом ворона.
Я почувствовал, что теряю опору под ногами. Стены, спины качнулись, поплыли перед глазами, и я рухнул на пол.
Как сквозь вату до моего сознания доходил крикливый голос Ахмедовой:
– Борис, ты с ума сошел! Неужели ты не предупредил, что здесь труп?
– Извини, Динара, забыл, – оправдывался Хвостов, очевидно, чем-то занятый. – На мне столько дел висит, замотался. Признаться, парень показался мне крепким. Думал, журналисты – народ ко всему привычный, хотел, чтобы выезд на место преступления оказался для него неожиданностью.
– Так оно и случилось.
– Откуда ж я знал, что он окажется слабаком?
– При чем тут «слабак»? – удивилась Динара. – Это для нас привычная работа, а для постороннего человека все здесь кажется диким.
– Зачем ты его сюда вообще притащил? – вклинился в разговор скрипучий голос. До этого я не слышал голоса Смыслова, но догадался, что это был он. – Без журналистов работы хватает. Возись теперь с ним! – брюзжал эксперт.
Тяжелые веки никак не хотели подниматься. В голове грохотал молот, но голоса слышались все отчетливее. Ко мне кто-то приблизился. Резкий запах нашатырного спирта отбросил мою голову назад, из ушей словно выскочила вата, я разлепил глаза.
Лежал я на диване в гостиной. Узел галстука распущен, воротник рубашки расстегнут. Ахмедова склонилась надо мной, в ее руке была ватка, она сочувственно смотрела на меня.
– Ну как, тебе лучше? – спросила Динара и еще раз провела ваткой под моим носом.
Слова застряли в горле, я мог лишь кивнуть.
Хвостов доставал из «дипломата» бумаги, раскладывал их на длинном полированном столе.
– Оклемался? – направил он на меня зеленые очки.
Я кивнул.
– Перепугал ты нас, брат! – прохрустел Хвостов, снова углубляясь в «дипломат».
Я сел на диване, из груди вырывались хрипы. Щелкнул затвор фотоаппарата – комнату осветила вспышка. Ослепленный ее светом, широко раскрытыми глазами я посмотрел на Смыслова. Тот, с фотоаппаратом на шее, подошел к ручке двери и кисточкой стал наносить на нее порошок.
– И здесь те же пальчики, – констатировал эксперт.
«А ведь отпечатки – моих пальцев…» – подумал я, инстинктивно сжимая руки.
Хвостов по-хозяйски распорядился:
– Динара, оставь журналиста в покое, он уже в форме, и займись делом.
Ахмедова подмигнула мне и скрылась в комнате Тани.
Вошел участковый.
– Вызывали?
– Кто обнаружил труп? – Хвостов отложил «дипломат» и сел за стол.
– Соседка напротив.
– Тащи ее сюда.
Участковый инспектор повернулся на кривых ногах и молча удалился. Слово «труп» больно ударило по ушам. Я осознал, что Таня, которую я несколько часов назад сжимал в своих объятиях, – это уже не Таня, а то, что называют безобразным словом «труп». Я вскочил, скинул куртку.
– Где здесь туалет?!
Смыслов все понял.
– Там, – сказал он с неприязнью, указывая в коридор. – Только ничего не лапай. Наследишь.
Я ринулся мимо понятых, которые чинно сидели на стульях у стены, пробежал прихожую, коридор, влетел в туалет. Противная дрожь трясла все тело, было муторно… Меня долго выворачивало вчерашними макаронами. Чувствуя себя как пропущенный через мясорубку, я оторвался от унитаза, нажал на рычаг сливного бачка. Зашел в ванную комнату и умылся. Потом посидел на краешке ванны. Мысли тяжелые, ворочаются, словно камни. Как сомнамбула, я встал, прошел на лоджию. Осторожно, ребром ладони, приподнял шпингалет, раскрыл окно. Спасительная сигарета никак не хотела вылезать из пачки. Я надорвал обертку, вытащил сигарету зубами и закурил, вдыхая вместе с табачным дымом свежий воздух улицы.
