— Но почему-то мне кажется, что вы думаете, что он там не счастлив?
— Батюшка говорит, что он вполне счастлив.
— А вы ему не верите? — не сдавался Константин Владимирович и задал еще один откровенный вопрос.
— Я просто считаю, что слову «счастлив» не подходит слово «вполне».
— А какое подходит?
— «Очень». Или вообще без дополнений. Но точно не «вполне». Нет, вы не подумайте, я очень рада, что он попал туда. Там замечательная школа, мальчиков с самого раннего возраста приучают к дисциплине, труду и послушанию. Да и к воспитанию у них семейный подход. Воспитатели находятся постоянно с детьми, приучая их к любви к Богу, труду, разделяют с ними все тяготы и радости… Только… — Светлана громко вздохнула, — это хотела бы делать я. Я бы была безумно рада разделять со своим сыном все, что выпало на его долю… А за меня это сделала школа-интернат при мужском монастыре.
Когда Светлана с Сергеем первый раз приехали навестить сына, женщина впервые почувствовала, каково это, когда разрывается душа. Ей как будто в сердце засунули нож и прокручивали его. Было так больно, что не хватало воздуха.
Нет, Антон не плакал, не просился его забрать, он сидел на лавочке абсолютно отрешенным. Несчастно отрешенным — так подумала про себя Света. Перед ней был ее чужой одиннадцатилетний мальчик: несчастный, заблудившийся, отчаявшийся. В его глазах было столько боли и страха: как жить дальше с таким грузом? Как выжить? Светлана подошла к нему, села рядом, одним резким рывком прижала к себе хрупкие детские плечики и уткнулась носом в его стриженный ежик волос. Дрожь пронеслась по телу. Неприятная дрожь, как при близкой опасности. Много раз интуиция ей подсказывала, что случится что-то плохое, ужасное. И в этот раз она ее тоже не подвела: она перестала существовать как мать для ее мальчика. Антон уже не тянулся к ней, не утыкался, не прятался в маминых объятьях, даже запах его был совсем другим — чужим, неизвестным ей. Как много раз Светлане хотелось разрыдаться, но слезы так и не выливались, а без них боль казалось острей, отчего перехватывало дыхание. Она тогда зарычала: тихо, чтобы не напугать сына, но этого хватило, чтоб вдохнуть воздух, как жизнь. Жизнь, где ее сын уже будет не с ней, а с Богом.
Внутренне она успокаивала себе: ну разве это плохой выбор? Нет, конечно! И в сердце ее сын у нее будет всегда! Но ей все равно было плохо. Ей казалось, что она струсила или устала и отказалась от Антона, и теперь мальчик решает свои проблемы не с помощью родителей, а с помощью наставника и друзей. Светлана много раз подолгу разговаривала с наместником монастыря. Тот уверял ее, что с Антоном все будет хорошо.
Светлане потребовалось более двух лет, чтобы принять и свыкнуться с тем, что ее сын имеет другую семью.
Константин Владимирович понимающе кивнул, подошел к Сергею и спросил:
— Когда произошла эта ужасная трагедия, вы чувствовали, что ваша семья распадается, или не замечали этого?
— Все это так долго происходило… — Сергей замолчал, сглотнул и продолжил: — Первые два года не было времени даже подумать — мы спасали Антона. А следующие пять лет… мы пытались отойти от этого. Да, наверное, мы очень отдалились, и каждый из нас пытался это сделать в одиночку. Марта улетела, Антон ушел жить в приют при монастыре, а мы со Светой пытались выжить.
— Спасибо! На этом мы закончим блок про детей и после рекламы продолжим про творчество и работу. Не переключайтесь!
