Я и Ты, или Диалог с Мартином Бубером - страница 13



неким Это для других Я (то есть объектом общего опыта), или, что оно может стать им и для меня, через завершение его действия во мне самом.

В реальности, однако, конечно, качаясь и колеблясь, граница пролегает не между познанным и непознанным, не между тем, что дано, и тем, что не дано, не между миром бытия и миром ценностей;


* Она не есть уже хранилище несвязанных фактов и событий, она становится, цельной, бесконечно знающей и узнаваемой.


но, разрезая нейтрально все эти области, она лежит между Ты и Это, между настоящим и объектом.

Настоящее, и под этим подразумевается не точка, которая время от времени обозначает в нашей мысли только завершение какого-то «оконченного» фиксированного времени, а реальное, наполненное настоящее, существуеттолько как актуальное присутствие, в котором осуществляются встреча и взаимоотношения. Настоящее возникает только в силу того, что Ты становится настоящим.

Я из начальных слов Я-Это, то есть я не обращенное к Ты, но окруженное множественными значениями не имеет настоящего, только прошлое. Другими словами, как долго человек остается удовлетворённым предметами, которые он изучает и использует, он живет в прошлом и его мгновения не имеют настоящего содержания. Он не имеет ничего, только предметы. Но предметы существуют за счет времени, которое прошло.


Настоящее не беглец. Оно не есть нечто временное, мимолётное, преходящее – оно есть настоящее непрерывно продолжающееся. Объект это не продолжение, это прекращение, приостановка, перелом, отрезание и отвердевание, отсутствие взаимоотношений и настоящего бытия.

Истинное бытие в настоящем, жизнь предметов в прошлом.


Обращение к «миру идей» как к третьему фактору над этим противостоянием не отменяет его существенную двойственную природу. Ибо я говорю не о ком другом, а о реальном человеке, о тебе и обо мне, о нашей жизни и о нашем мире – не о неком я, и не о некой жизни вообще. Реальная граница для реального человека разрезает также и мир идей.

Будьте уверены, множество людей, испытывающих удовлетворение от изучения и использования мира вещей, поднимают над собой структуру идей, в которой они находят отдых и успокоение, или, точнее, убежище от надвижения пустоты. Для начала такой человек откладывает в сторону свою невдохновляющую повседневную одежду, заворачивается в чистый лён и потчует себя спектаклем некого целенаправленного, но рокового бытия; но его реальная жизнь ни в какой степени не принимает участия в этом, хотя провозглашение такого образа действий может даже наполнить его самоуспокоением и благополучием.

Но человечество явного Это, которое воображено, постулировано и пропагандируется таким человеком, не имеет ничего общего с живущим человечеством, где Ты может быть искренне сказано. Благороднейшая фикция – это фетиш, фиктивные возвышенные чувства – это их развращение. Идеи более не властвуют над нашими умами, они лишь случайные жители в них. Они блуждают среди нас как бездомные, лишь только иногда напоминая о своем нищенском существовании. Человек, который оставляет в себе начальное слово невысказанным, достоин сожаления, но человек, который адресует вместо него абстрактные идеи или туманные обещания, как будто это и есть его имя, заслуживает презрения.

В первом из трех следующих примеров очевидно, что прямые взаимоотношения включают воздействие на то, что противостоит мне. В искусстве действие человека определяет ситуацию, в которой форма становится работой. Через встречу, то, что противостоит мне, исполняется и входит в мир вещей, чтобы быть там бесконечно активным, бесконечно становится