Бетонные блоки, уложенные в ряд, деревянный настил и укрепленный одноэтажный дом – это и есть камень отсчета. «Прямо пойдешь – на атомку попадешь, налево пойдешь, – Куб найдешь, направо пойдешь – всю амуницию потеряешь». Надпись, нанесенная красной краской, облупилась и стерлась из-за постоянных дождей.
– Шутники, блин, – прокомментировал надпись прапорщик.
Нас заметили издалека, и навстречу выдвинулась группа. Автоматы небрежно лежат на сгибе рук. Обманчиво. Я видел такое на тренировках. Резкое движение, и они готовы – присев на правое колено, открыть огонь на поражение.
– Стой! Кто идет? – спросил худощавый.
– Смена и сто грамм, – ответил прапорщик. Мы медленно приблизились, хотя вещи бросать на асфальт не стали. Приказа же не было.
– Где машину потеряли? Пропили?
– Не умничай, тебе километр пройти, и все, почти дома, а нам тут неделю куковать, – огрызнулся прапорщик.
– Пароль! – Худощавый захотел в отместку по всем правилам нас опросить.
– Так, – задумался прапорщик, – сегодня четверг? Тогда ответ: Динамо-Минск.
– Смена проходи, сто грамм остаются, – распорядился худощавый и приветливо протянул ладонь. Он пояснил свою настороженность: – Перед Всплеском, случился прорыв с той стороны. Странный мужик, в зеленом берете. Не рискнул к нам вплотную подойти, помаячил и скрылся. Короче, очередной сумасшедший сталкер.
Ротация происходила живо. Пережившим Всплеск не хотелось оставаться на блокпосту ни минуты. Я их понимал.
Побыв на блокпосту с полчаса, почувствовал тоску по родному медпункту. Прискакал Баранов. Запыхавшийся, он резво начал проверять раскладушку, причитая, что в прошлый раз передали поломанную.
Я нашел импровизированную кухню. Поздоровался, присел. Один из солдатиков, который прибыл со мной, заварил чай.
– Я тут уже третью ходку, – рассказывал он, – и сразу на кухне обжился. Мне нравится, тепло, есть что кушать. Варить приходится, так это не хитрое дело. Взял крупу по расписанию, рис или перловку, закинул тушенку и готово.
– Ты чай быстрей разливай, – попросил я его.
– Сейчас. Чай должен настояться, – сказал он, и продолжил о жизни на блокпосту. – Знаешь, в чем самая большая опасность?
– Всплеск? – сказал я.
– Ну, Всплеск, конечно, беда, – смутился он, – тогда, что после него самое опасное?
Я задумался. Для меня, Всплеск – это зло от самой Матушки-природы. Не только смена погоды, разряды молний, сводящие с ума любого, попавшего в эпицентр. Гон мутантов. Когда бегут дикие ужасы прямо на Границу, стараясь пересечь линию, проникнуть через блокпост. Лавина живой массы, и в сердцах у них бьется желание попробовать кровь.
– Гон.
– Нет, – ответил он. Клянусь, в его голосе самодовольства больше, чем воды в океане.
К нам приблизился мужичок в старой форме. По-свойски сел, поставил автомат чуток в сторонке.
Солдатик выдержал паузу, разлил чай в стаканы и бросил по ложке сахара. Столовой ложке. Мужику он горячего напитка не предложил. Я с удовольствием подул и отхлебнул. Черный, тягучий и очень сладкий. Что еще надо для счастья? Усталость вытекала из измученных мышц. Солнышко светило не ярко. Я, сидя на самодельной лавочке, глядел в темный горизонт.
– Так вот, самое страшное, это сталкеры, – с пафосом сказал он.
Я от удивления забыл подуть и обжегся горячим чифирем. Язык сразу же онемел и стал пульсировать тупой болью.
– С чего это? Вроде они нас должны бояться, а не мы их, – промямлил я.
