– Мне надо посмотреть больного, по силам ли мне. Я только учусь, многого еще не знаю и не умею.
– Ты где, в мединституте учишься? На каком курсе?
– Да. На первом.
– На первом? – Явно слышу в голосе авторитета скепсис, даже разочарование. – А мне наговорили, что ты опытных врачей за пояс затыкаешь. Но все равно, мне выбирать больше не из чего. Сейчас поедешь со мной домой, дальше решим, как быть.
Дом оказался неподалеку, в этом же поселке, только на параллельной улице. Поменьше, чем первый, но тоже солидных размеров, охраны также хватало. Да, непростая жизнь у этих авторитетов, коль так пекутся о сохранности своей жизни. В доме, кроме прислуги, нас встретила супруга босса, он назвал ее Валентиной Сидоровной. На вид старше мужа, далеко не топ-модель, плотного сложения, но поддерживает себя в порядке, не расползлась в ширину. В доме гнетущая атмосфера, уже через минуту почувствовал себя неуютно.
Беда наложила след на семью босса – его самого, жену, младшую дочь-восьмиклассницу, чувствуют как рядом с покойником. При мне еще бодрятся, стараются не показывать свою растерянность и отчаяние, но видно, что нервы у них на пределе в ожидании самого худшего. Видел фотографию сына – симпатичного парня лет семнадцати или немногим больше. Он смотрел на нас счастливыми глазами, наверное, только что пережил какую-то большую радость. Понимаю состояние родителей, видеть теперь жалкое подобие сына для них мучительно.
В комнате юноши застал доктора, уже пожилого, даже пенсионного, возраста, мужчину, он стоял у постели больного, ставил систему. Подождал немного, пока врач закончил процедуру, после принялся за осмотр. Даже общая картина ауры была удручающая, практически весь организм стал разлагаться. А в головном мозгу состояние можно оценить двумя словами: сплошная патология. Нет живого места, от коры до глубинных слоев. Рваные ткани, лопнувшие сосуды, кровь залила прилегающие участки, все отекло. Любой врач, если ему показать такую картину, посчитает больного обреченным.
Выношу родителям, напряженно стоявшим рядом со мной, даже дыхание затаили, приговор их сыну:
– Мозг пострадал очень сильно, сейчас он на грани полного омертвения. Но все же я попытаюсь как-то его спасти. Но сразу предупреждаю, такая вероятность чрезвычайно малая. Да и в лучшем случае, даже если удастся вернуть вашего сына к жизни, о полноценном восстановлении мозговой активности речи нет. Вероятнее всего, он останется с существенно нарушенным интеллектом, прямо говоря – кретином. Теперь решайте, приступать к лечению или нет. Лечебный курс займет не меньше месяца. Надо весь организм приводить в порядок, кроме головного мозга и другие органы тоже начали разрушаться. Как надумаете, вот мой телефон, позвоните.
Авторитет позвонил ранним утром. Мы с Ксюшей еще лежали в постели, расслабились в рождественские каникулы. Он говорил громко, едва сдерживая волнение:
– Мы согласны лечить сына. Мать не хочет и слышать о других вариантах. Главное, чтобы сын выжил, пусть хоть каким. Сережа, я сейчас отправлю машину, через час будет у тебя.
– Хорошо, Иван Павлович, я собираюсь.
Ксюша, сплетница, во все уши слушала наш разговор, а потом переспросила:
– Все таки они согласились, Сережа?
– Да, моя болтушка!
Девушка помолчала, а потом уверенным тоном заявила: – А я знала, что так будет. Какая мать не захочет, чтобы сын ее жил, пусть и не совсем нормальным!
