Я напишу твою смерть - страница 11
…Шаг, шаг, другой… Чёрт, ботинки уже промокли насквозь. А впрочем, неважно…
Уж лучше держаться подальше от всего этого. Жить своей жизнью, отыскивая в этой серой хаотичной толпе редкие драгоценности – настоящих людей. Которые не боятся кричать во весь голос или смеяться, когда им этого хочется. Которых не пугает смелость суждений и саботаж стереотипов. Которых мало волнуют блестящие ценности и глянец – им нужна свобода и душа. Слова, позабытые в современном обществе…
Что-то я стал слишком нервным. Иногда мне кажется, что этот город медленно убивает меня, высасывая по капле кровь. Иногда я его презираю. Не знаю, вправе ли я. Кто я такой сам? Нет, я не философ, не идеалист, не моралист и уж тем более не революционер. Я всего лишь реалист, да такой, каких ещё поискать. И эта реальность мне определенно не нравится.
…Парень, угостишь сигареткой? – Не курю. – коротко бросаю я, поднимая мокрый воротник пальто…
А ведь раньше я был таким же, как они. Пересчитать мои жизненные ценности и интересы можно было по пальцам одной руки. Я тогда полагал, что это вполне естественно. Ничто не волнует, ничто не будоражит, ничто не окрыляет. Спокойствие превыше всего! Прочь всё, что рождает тревогу – как говорил один известный фантаст. Главное, чтобы диван был мягким, одежда – брендовой, а работа – престижной. Самореализация, творчество, высокие стремления, мысль? – что это, как, зачем? Слова из пыльных книжек, не более.
Я твёрдо знаю одно – я должен найти. Я должен найти что-то важное. Самое главное. Я должен понять. Разобраться. Я разглядываю мир с разных сторон. Я хочу вывернуть его наизнанку. И я сделаю это, если придётся. Нет, я не одержимый фанатик и не мечтатель. Я просто уверен: жизнь – нечто гораздо большее, чем привыкли думать люди…».
Писатель Гудвин
Глава 12
Эдвард сидел на диване и пил третью чашку кофе за последние несколько часов. Сердце взвинчивалось почти до предела и начинало отстукивать ритм жизни сильнее и как-то яростнее, в груди слегка першило, а восприятие окружающей действительности становилось максимально чистым и острым. Ему нравилось это ощущение.
Настроения писать не было. Он просто сидел, смотрел в стену с однотонными чёрными обоями и нырял, словно с вышки, в свои воспоминания.
Алина… Маленькая влюблённая дурочка, которая готова была воду пить из его рук и жадно заглядывала ему в рот при каждом слове. Она ему очень помогла в создании одной из книг. На её примере он подробно изучил все разновидности наивных женских мечтаний, неоправданных ожиданий и бесконечной готовности принимать и прощать. Он изменял ей, придумывая десятки нелепых оправданий, и каждый раз она ему покорно верила. В конце концов, он получил всё, что хотел, и ему это надоело.
Элеонора… Яркая и эффектная черноволосая стерва. Богиня в постели и одновременно уточнённого ума женщина. Она бросила его после того, как он неудачно пошутил: однажды вечером надел маску, подкараулил её возле подъезда и затащил под лестницу. Ему нужно было узнать, что чувствует женщина, подвергаясь насилию. Для книги, разумеется. Увы, увидеть и понять этого он не успел – она так яростно отбивалась, что стащила с него маску. И даже слушать ничего не стала. Не оценила, так сказать, его юмор и высокую цель.
Ольга… Мнила себя такой же творческой и возвышенной натурой, как и он сам. Вместе с ней он совершил множество путешествий в заоблачные дали. Им помогали чудодейственные препараты: белый порошок, который иногда так приятно втягивать в нос; высушенная смола, пары которой вдыхают перед отправлением в лучшие из миров; семена некоего гавайского цветка, которые обостряют все чувства и ощущения до предела и позволяют получать оргазм от простого поглаживания ладонью по плечу… Увы, вскоре ей надоели эти игры; она испугалась. Впрочем, он и сам не прочь был завязать – опыта и впечатлений получил достаточно, а чистый незамутнённый разум писателю ещё пригодится.