Когда Вера Тимофеевна в очередной раз громогласно заявляла супругу, что тот мерзавец, Нюрочка грустно смотрела на отца, а он грустно смотрел в ответ, и оба вздыхали.
Так они и жили. Нюрочка закончила школу, поступила в экономический институт и в один из весенних дней пришла домой не одна. Рядом стоял высокий коротко стриженный молодой человек и улыбался.
– Вот, мама и папа, это Славик. Мы с ним решили пожениться, – весело проворковала Нюрочка.
– Что? – удивленно воскликнула Вера Тимофеевна и выронила из рук поварешку.
Супруг ее, Борис, ничего не сказал, только заинтересованно взглянул с дивана через журнал «Огонек».
– Да вы не волнуйтесь! Мы будем жить в общежитии, нам там комнату дадут как молодой семье.
Вера Тимофеевна тяжело опустилась на табурет.
Всю неделю после этого события Вера Тимофеевна уговаривала дочь не делать опрометчивых поступков, что мужчины часто бывают подлецами, мерзавцами и даже скотинами.
– Вот возьми хотя бы твоего драгоценного отца!
– А что папочка? Папочка хороший, – тихо говорила Нюрочка.
– Хороший?! Да он настоящий мерзавец! Подлинная скотина и заправский подлец! – спорила Вера Тимофеевна. – Борис! Борис! Ну почему ты молчишь, мерзавец?! Скажи, что я права!
– Права, – говорил тот с дивана и переворачивал страницу технического справочника.
Но свадьба все-таки состоялась, и молодые ушли жить в общежитие.
Вера Тимофеевна никак не могла успокоиться. Чуть ли не ежедневно она бегала в гости к дочке, а вернувшись, рассказывала, что Славик этот настоящий мерзавец.
– Представляешь?! Он съел всю тарелку борща! Всю огромную тарелку! Мерзавец! – жаловалась она мужу.
– Сегодня этот Славик перешел все границы! Он повесил на балконе сушиться белье, а рубашки прицепил на целых три прищепки! Это уму непостижимо! Подлец! Скотина!
Так продолжалось месяца три. Пока не наступил день рождения супруга Веры Тимофеевны.
Накрыли стол, пришла Нюрочка и ее Славик.
– Ты бы сказала своему мужу, чтобы обувь не раскидывал, – демонстративно сказала Вера Тимофеевна в прихожей.
Славик пожал плечами и поставил туфли аккуратно в галошницу.
– Ты бы сказала своему мужу, что эта галошница только для моей обуви, пусть ставит в другую.
Славик послушно переставил.
– Ты бы сказала своему мужу, чтобы не наедался салатами, у нас еще горячее…
– Послушайте, Вера Тимофеевна! – не выдержал Славик. – Почему вы пытаетесь со мной говорить через Нюрочку?
– Ты бы передала своему мужу, что как хочу, так и разговариваю, – побагровела Вера Тимофеевна.
Славик не спеша встал из-за стола, положил вилку на стол и сказал:
– Нюрочка, ты бы сказала своей маме, чтобы она пошла в задницу!
– К… к… куда?! – вытаращив глаза, прошипела Вера Тимофеевна.
– В задницу, – очень спокойно сказал Славик и сел назад за стол, в гробовой тишине доел салат, встал, взял Нюрочку за руку, и они ушли домой, в общежитие.
– Скотина! Мерзавец! Подлец! – опомнилась Вера Тимофеевна, когда они ушли. – А ты?! Ты почему молчал? Ты почему ничего не сделал, когда твою супругу оскорбили? Почему? Скотина! Мерзавец!
– Я не скотина. И не мерзавец, – неожиданно произнес супруг Веры Тимофеевны и вышел в другую комнату, где сел в кресло, открыл журнал «Огонек» и углубился в чтение.
Вера Тимофеевна заплакала. А когда перестала плакать, ушла на кухню мыть посуду.
Но с того самого дня ее муж перестал быть подлецом. Как-то сразу и навсегда.
Она стала звать его исключительно Борисом, а иногда, в особенно удачные дни, даже Борей.
