Не успела я принять в руки пакет, поезд сильно дернулся, загудел и потихоньку тронулся, покидая Осиновку. Я перетащила багаж на платформу и залезла туда, для чего мне пришлось подтянуть узкую юбку почти до трусиков, что, впрочем, вызвало аплодисменты группы курильщиков в тамбуре последнего вагона. Успех у подвыпивших пассажиров меня не удивил. Я уже давно привыкла к повышенному вниманию мужчин. И не только пьяненьких. Поэтому я просто демонстративно одернула юбку, поправила пиджачок от Шанель (спасибо ей, он бесподобен) и с ослепительной улыбкой выпрямилась навстречу предполагаемому встречающему.
Но, к сожалению, мне пришлось тут же погасить улыбку, так как улыбаться на перроне Осиновки было некому. Два человека, которые тоже вышли из поезда, уже покинули бетонную платформу и сейчас резво направлялись к зданию вокзала, перепрыгивая через рельсы первого пути. Меня никто не встречал. Нет, чтобы было понятнее, скажу так: Меня! Никто! Не встречал! Спасибо, Маня, за заботу! Что ты, зачем нужно было так беспокоиться! Я прекрасно доберусь сама. Только вот, как и куда?
Даже если бы в этой чертовой Осиновке было такси, в чем я сильно сомневалась, вряд ли это могло помочь мне. Все, что я знала о подруге, было то, что ее по-прежнему звали Марьяной Серафимовной. Ни новой фамилии (как и двух предыдущих), ни улицы, ни населенного пункта, где и находилась та самая улица, Маня сообщить не удосужилась. И это почти за полтора часа беспрерывной болтовни по телефону! В этом вся Манечка. Масса ненужной информации и ничего нужного. Просто: доезжай до Осиновки, там тебя встретит «мой», не волнуйся.
В ушах отчетливо слышался голос подруги. «Я сейчас вся в страшных заботах. Если мой не успеет к поезду, выйди из здания вокзала и пройди к киоску союзпечати с левой стороны у автобусной остановки. Там и стой. Осиновка не город, просто небольшой полустанок, так что многолюдно там не бывает. Мой будет ехать с работы по этой дороге и подхватит тебя. Но должен успеть к приходу скорого, будет очень стараться. Я ему хорошо тебя описала, поэтому должен узнать. Ты все такая же худая?». О какое великолепное сочувствие в голосе!
«Не худая, а стройная, – снисходительно поправила я. – А ты такая же… такая же?». «Ты все увидишь при встрече. Надеюсь, узнаем друг дружку. Целую, подруга, до встречи. Бегу разливать варенье. И очень, очень жду!». Связь прервалась. Все казалось бы вполне нормальным, если бы на платформе стоял, встречая меня, Манин пресловутый друг. Но его не было.
Я никогда не расстаюсь с мобильным телефоном, но подруга звонила мне на домашний, поэтому номера ее мобильника я не знала тоже. Да и был ли он у нее, дочери девятнадцатого века? Вряд ли…
***
Если бы не коробка с вафельным тортом, все было бы еще не так плохо. Мне катастрофически не хватало рук. Не переносить же багаж по частям? Не доверяю я этим маленьким полустанкам, на которых даже пассажирские поезда останавливались всего на две минуты.
Фигня какая-то! Дежурный по станции зачехлил флажок и быстренько убежал в здание вокзала доедать собойку – вареное яйцо с домашней котлеткой. На платформе осталась я. Только я одна. Даже в случае присутствия какого-нибудь осиновского аборигена, что я могла у него спросить? Где тут живет Маня? Бред…
А, черт! Все равно никто не видит. Я снова подтянула юбку повыше, чтобы удобней было скакать по шпалам, зажала подмышками коробку с тортом и лакированную сумочку-конверт (не очень удобно, но страшно стильно, особенно для Осиновки), подхватила поклажу и направилась к месту встречи, которое, как известно, изменить нельзя. Польское одеяло в прозрачном пакете, хоть и было объемным, но не тяжелым. Чего нельзя было сказать о дорожной сумке. Одна косметичка весила килограмма два, не меньше. А еще с десяток сумочек под разные туфельки, вечерний туалет, обшитый стразами Сваровски, коробки с обувью и разные юбочки, кофточки, шарфики и бусики.
