Я отвечаю за все - страница 15



– Значит, вы настаиваете на том, что мы вовсе не нужны?

– Предполагаю, что не нужны. А если хотите знать мое мнение поточнее, то пожалуйста: весьма странно выглядит в нашей системе здравоохранения табличка «Вход воспрещен». Мало это привлекательно. Вот, допустим, если рентгенотерапия или лаборатория, еще понятно, а если ваше заведение…

– Заведение? – поразилась Горбанюк. – Вы можете так говорить? Но поймите же…

– Не хочу, – совсем рассердился Владимир Афанасьевич, – не хочу понимать и не понимаю, почему вы вдруг должны мне кого-то рекомендовать или не рекомендовать. Тогда сами и будьте главврачом, а вместо нашего брата посадите, что ли, смотрителей, как было в прошлом столетии. Какой же я главврач, если даже штат будет не мной подобран, а вами? Вот, например, Богословский, который ко мне едет…

– Ну и что – Богословский? – остро спросила Горбанюк. – Ведь он, насколько мне память не изменяет, другом был некоему отщепенцу Постникову. – Она перешла на шепоток: – Старожилам известно…

– В некоторой мере и я выученик Ивана Дмитриевича Постникова, – отнюдь не шепотом, а даже громче, чем следовало, резанул Устименко. – В той мере, в которой он уделял мне свое внимание. И слухам о нем я верить не желаю…

Тут Горбанюк даже чуть-чуть испугалась: вести такие разговоры ей еще не приходилось никогда.

– Ну уж это вы перегнули, – старательно улыбаясь, произнесла она, – разве могут быть такие ошибки?

– Все может быть, – буркнул он.

– И все-таки мы с вами встретимся, – сказала она, словно прощая ему весь разговор. – Встретимся и поболтаем. Может быть, и ваши соображения…

– А мои соображения простые, – весело сказал он. – Я давно про них толкую: использовать отдел кадров для медицинской статистики. Врачи вы все там, как правило, копеечные, ну а арифмометры крутить сможете. И народу у вас хватает, и ставок, а медицинская наша статистика в ужасном состоянии. И были бы вы не при больницах, а сами по себе, никто бы на вас не давил. Идея? А?

Горбанюк слегка поежилась и улыбаться перестала.

– При коммунизме, может, так и станется, – сказала она, – но пока рановато. Думаю, что вы это сами со временем осознаете и поймете ошибочность и даже вредность ваших взглядов. Впрочем, все-таки надеюсь, что мы повидаемся…

– Я упрямый! – сказал он. – И время рабочее жалею.

– Это можно понимать как объявление войны?

– Пугаете?

– Нет, – спокойно сказала она, – и даже не шучу. Порядок есть порядок. Вы обязаны явиться ко мне и вообще являться ко мне, когда я это буду считать нужным.

– Ну а я это все вовсе не считаю нужным, – ответил Устименко. – Так мы с вами и условимся. У вас свой порядок, а у меня свой.

– В нашей стране один порядок.

– Это с вашей точки зрения. А мне работать не мешайте, это я уже совсем серьезно вам говорю…

И, слегка кивнув Инне Матвеевне, как бы прощаясь с ней, он обернулся к главному терапевту Месьякову, который очень нервничал, слушая разговор Устименки с Горбанюк. У главного терапевта были какие-то свои желчные счеты с местным гомеопатом Внуковым, которого он желал засадить в тюрьму. У Владимира Афанасьевича засосало под ложечкой, и тут его выручил Золотухин и, посадив ужинать рядом с собой, быстро спросил:

– Ничего, что от супруги оторвал? Я бы побеседовать с вами хотел…

Гостей был полон стол: и обкомовские, и исполкомовские, и медицинские, и снабженческие. Еще не подняли первую рюмку, как адмирал заметил, что деда опять за столом нет.