Спавшие свернувшись клубком женщины в однотонных безликих платьях старого больничного типа одна за другой просыпались, словно их биоритм был точно синхронизирован со световым днём. Та, что неуклюже поднялась на ноги первой, прошла мимо меня, вдавившейся в стену, к санузлу. Он, кстати, оказался там же, всего в нескольких метрах, и комнатой совсем не являлся. Это были просто несколько чашей Генуя из нержавейки. Всё у всех на виду!
Я решила не испытывать удачу и дальше и не дожидаться, пока местные придут в себя.
Стараясь не привлекать их внимания, я с трудом поднялась на ноги. Тазовые кости завыли, словно не отрывались от холодной твёрдой поверхности годами. Прихрамывая на обе ноги, то и дело шарахаясь и оборачиваясь на каждый звук по сторонам, я двинулась не на выход, что было бы логично, ведь он не был заперт, а наперекор рациональности, нашла свободное место. Одно из самых неприметных подальше от центра. Устроилась поудобнее и принялась наблюдать.
С раннего детства, ещё в садике родители делали мне замечания, когда я пыталась называть кого-то глупым. Поучали, мол, нельзя сравнивать степень сообразительности людей, люди разные, каждый хорош в чём-то своём. Их постулат накрылся медным тазом или, точнее сказать, беньяминовым стадом. Это был настоящий удар! Могла ли я представить людей настолько несмышлёных?
В хлеву Беньямина я насчитала сорок четыре особи. Большинство примерно среднего возраста, хотя были и дети. Их внешние признаки поражали однотипностью, словно все они были ближайшими кровными родственниками. И определённо не были они привлекательными. От обильного питания и малой физической активности фигура каждой из них напоминала просто мешок с мукой или даже с жиром: их кожа была дряблая, волнистая, покрытая неприятной коркой. Волосы, скорее всего, регулярно сбривались на лысо, немного отросшие, они торчали небольшим пушком на их головах. Лица заплывшие, несимпатичные. В их маленьких глазках, глубоко посаженных под низким лбом, не было ничего! Личности, словно высосали. Отсутствовал интеллект. Не отражались эмоции. Разные по свежести следы от побоев у абсолютного большинства, многочисленные шрамы у каждой. Повадки, движения лишь устрашали их портрет, они были не то что дикарскими, для человека они не были характерными, вообще.
Большую часть времени представители данной общины проводили во сне. Ночью спали все. Некоторые, правда, периодически выбирались из кроватей. Порой, чтобы просто бесцельно пройтись по комнате, посмотреть туда-сюда и отправиться обратно на боковую. Закономерность дневного их сна мне так и не удалось выявить: падали на лежанки кому, когда вздумается: надоело питаться, бездумно стоять, косо смотреть, до других дорываться – пойду посплю.
Прислуга, следившая за чистотой и обслуживанием стола, появлялась в период их выгулов. Не было похоже, будто персонал находился под гипнозом. Скорее, им было наплевать, и они просто делали то, что делают.
А стол был накрыт круглосуточно. И питания всегда было в изобилии. Ели местные, казалось, всё то время, что не спали. От нечего делать, а не от чувства голода.
Прогулки по «свистку», хотя дверь никогда не запиралась. Неописуемая радость абсолютного большинства, стоило им услышать команду к прогулке – они прыгали, ликовали. Однако ж на улице (я следила через окно) их поведение не отличалось от обычного: топтались, стояли, смотрели и так по кругу. Сколько бы я ни старалась, их интереса к окружающей среде мне наблюдать не пришлось.
