Я пою, а значит, я живу - страница 12

Если вспомнить о моём детстве, то музыкальная домашняя обстановка как нельзя более полно способствовала развитию слуха, который, вероятно, и стал организатором всей моей голосовой функции. Голос формировался в сфере народно-песенной интонации и развивался, как инструмент, чуткий к пению в ладах, к различению звукового строя русской музыки. Александр Иосифович Батурин сразу почувствовал, что я пришёл к нему готовым певцом, поэтому он помогал мне создавать камерный и оперный репертуар. Своему учителю я очень благодарен я очень благодарен. Его уроки были очень ценной школой человека, понимающего, с кем он имеет дело, знающего цену голоса.

У нас с ним, кроме занятий по профессии, шли разговоры просто о жизни. Александр Иосифович очень много рассказывал о том, как он пел, с кем он пел. Он был блестящим баритоном, спел почти весь баритоновый репертуар Большого театра. И это тоже давало огромную пищу для размышлений. Та доверительность общения помнится и ценится до сих пор. По возрасту я ему в правнуки тогда годился по существу, но он со мной держался на равных, уважая во мне мои потенциальные возможности. Я не уверен, что он со многими вёл такие разговоры… Для меня это было школой жизни и одновременно школой вхождения в само искусство пения». Легкость и гибкость голоса без труда позволили мне справляться в студенческие годы с такими вещами как «Рассказ старика» из оперы «Алеко» С. В. Рахманинова, Умберто в «Служанке- госпоже» Перголези, Пимена и Варлаама в «Борисе Годунове» М. Мусорского, исполняемыми со второго курса на концертных площадках консерватории.

Через много лет, в 2001 году, когда я получил Диплом лауреата 1 степени, на Межрегиональном фестивале филармонических исполнителей «Муза в военной шинели», проходившем в городе Туле, председатель жюри, народная артистка СССР, профессор Московской консерватории Валентина Левко сказала: «Большое впечатление произвел бас из Орла, спевший громадную программу и: пятнадцати сложнейших оперных арий – целый сольный концерт. Хотя поначалу надо было привыкнуть к его своеобразному тембру. В Москве таких удивительных голосов нет». А ведь я – воспитанник Московской консерватории».

Весь парадокс заключается в том, что Московской консерваторией воспитано очень много певиц с мировыми именами, певцов – очень мало. И здесь кажется необычным то, что музыкально-педагогический институт им. Гнесиных и ГИТИС, имеющий отделение оперетты и не имеющий отделения сольного пения дали в Большой театр Владислава Пьевко, и, кроме того, человек 5 или 6 из величайших исполнителей.

А если обращаться к известным эстрадным исполнителям, то и Лев Лещенко, и Владимир Винокур – воспитанники ГИТИСа.

Получается какая-то странная ситуация. Видимо, тот самый вариант профессуры профессионального вокализма имел не только положительную, но и отрицательную стороны. Не давал развернуться студентам. Огромное количество голосов было элементарно загублено разными прибамбасами, разными масками и прочими, прочими делами. Люди приходили с приличными голосами, а потом их начинали переделывать. Я, к счастью, этого избежал. Вот и возникает мысль о том, что великие певцы очень редко становятся великими педагогами. Почему? – Очевидно потому, что педагог сольного пения в своей работе должен сочетать одновременно науку и искусство. В основе научной деятельности должно лежать изучение и использование в практическое работе достижений современной физиологии речи и пения, современной акустики, лингвистики и педагогического исполнительства. Педагог должен не только правильно применять научные данные смежных наук, но и уметь обобщать наблюдаемые в практической педагогике факты, делать из них выводы, сопоставлять и объяснять с точки зрения современной науки. Педагогика – это искусство, искусство слуха педагога может различить верный, отвечающий вокальной эстетике певческий звук, от звука неверного, хотя и красивого, мощного, благодаря его молодости.