Я придумаю будущее. Любовь после любви - страница 17

Наташка узнала, что Макаров на сборах в Москве. Или в Юрмале. Она хотела поддержать «тоску мою – тоскучую», но у нее самой случился ошеломительный роман с нашим преподавателем.

А я грустила и ждала.

Неделю назад, в понедельник, сразу после пасхи, мы дежурили в раздевалке. В какой-то момент я отправилась в буфет выпить сока и неожиданно столкнулась с Евгением.

– Привет, Мария, – произнес Женя, – Христос воскрес!

– Да, – пролепетала я.

– Неправильно отвечаешь, – улыбнулся он. Нежно притянул меня к себе, и при всех расцеловал в обе щеки. Три раза.

Народ так и обомлел. А он вытащил из большой спортивной сумки бутылку французского шампанского с неизвестными этикетками и вручил ее мне.

– Увидимся, – кивнул он моей остолбеневшей фигуре.

И опять пропал надолго.

1 сентября 1984 г.

Прошло лето…

Неделю назад мы приехали из Батуми: я, Наталья и ее обожаемый Лешик. Для меня он был и остался Алексеем Николаевичем – преподавателем кафедры физики нашего института, а для моей подруги он стал любимым и единственным. И скоро станет ее официальным мужем и отцом их ребенка. Они сразу, как только приехали, подали заявление в ЗАГС.

В принципе, занудой он не был, хотя и был старше нас лет на шесть, кажется. С юмором относился к нашему совместному отдыху в одной светлой и, слава Богу, просторной комнате, разделенной яркой, пятнистой шторкой. Холил нас и лелеял, стараясь не выделять Наталью: покупал мороженое и сладости, таскал тяжелые вещи и просто развлекал, как мог.

На мой взгляд, они друг другу совсем не подходили. Но этого нельзя было сказать ночью.

Я старалась по-долгу гулять в Батумской ривьере, но становилось темно, и мне приходилось возвращаться в наше жилье, снятое на восемнадцать дней за бешеные деньги в виду локального расположения, то есть у самого моря.

Слушая их тактичные (и не очень) охи и ахи, я думала о Евгении.

Последний раз, теперь уже, совсем последний раз, мы виделись в мае.

Деканат тогда предложил студентам, желающим помочь институту со сдачей нового корпуса. За это прощались все отработки. Учитывая наши с Наташкой спонтанные ходки с занятий в мир, более прекрасный и заманчивый, отработок у нас всегда было много. Поэтому мы и оказались в бригаде лодырей-тунеядцев, день за днем постигая премудрости штукатурно-малярного мастерства.

Однажды утром, когда я вышла на улицу подышать свежим воздухом, я увидела Женю.

Он подошел ко мне близко-близко, нежно поправил мне выбившуюся из-под каски прядку, и запросто сказал:

– Машка, давай сегодня погуляем. Потому что…

Но тут его окрикнули ребята, и фразу он не закончил. Спросил только:

– Ты до 17 часов здесь работаешь?

– Да, – улыбаясь от счастья, ответила я.

– Тогда в 17.15?

– Тогда в 17.15.

В это время нас сфотографировал институтский папарацци. Мы молодые, сияющие, стояли на фоне строящегося здания института. Не знаю, попало ли это фото в институтскую газету? Не видела.

А я тогда весь день летала на крыльях. Танцевала с ведром, рисовала кисточкой на стене узоры, напоминающие множество сердец, и без устали всех смешила.

– Влюбилась, что ли? – переговаривались пятикурсницы, поглядывая на меня с усмешкой.

– Влюбилась, девочки! – соглашалась я, в который раз переходя с репертуара Аллы Пугачевой на Заздравную песнь из Травиаты и арию мистера Икс. А так как Наташки в тот день не было, остановить меня, а позже – вправить мне мозги – было некому.