Высокая и какая-то изломанная фигура Хана застыла у окна. Он опирался высоко поднятыми сжатыми кулаками на стекло, словно хотел оттолкнуть его изо всей силы и вылететь наружу, голова была опущена. За окном висела стена из дождя. Небо из дождя. Лес или ущелье, море или степь – ничего не было видно. Только серые потоки воды. Бесшумные. И бесчувственные.
– Это было некрасиво. Это была очень плохая история.
Жанна подошла к нему и положила руку на его плечо.
– Но ты же понимаешь теперь?
Хан оторвался от стекла и посмотрел на нее. Красивые темные глаза покраснели и сощурились. Зубы сжаты так, что скулы выдались вперед и заострились, разрезая каждое произнесенное тихое слово:
– То, что он вовремя вернулся и поехал в больницу – это тоже вы?
Жанна улыбнулась одними глазами и утвердительно кивнула.
– Элена уже была в ссылке в Облачном Доме, но еще кое-что смогла сделать. Этой женщиной невозможно командовать, и ей ничего нельзя запретить. Потому и живет здесь столько лет.
Хан посмотрел на женщину с белыми волосами, кивнул, словно благодаря или прося прощения, улыбнулся Жанне и, повернув лицо к лежавшей на его плече тонкой сильной руке, нежно ее поцеловал.
Женщина с белыми волосами положила невесомый листок чужой книги на стол, и он благополучно исчез, как и его предшественники, вспыхнув легкими искрами, похожими на белые песчинки безмятежных далеких пляжей.
– Это не просто история, Хан. Ты же знаешь. Это правда. Она не может быть красивой или некрасивой. Она не нуждается в эпитетах. Просто правда.
– Почему я не понимаю то, о чем вы говорите? Скажите, вы же тогда уже жили, да, когда это все с ней происходило? – девушка по имени Птица подбежала к столу, где угасали последние искры исчезнувших страниц. – Вы это все уже видели? Я не спрашиваю, почему вы не помогали молодой девушке. Свадьба. Какая-то темная странная история… мне кажется, я ее где-то видела или слышала. Не могу вспомнить. Лала в эти годы уже имела право на выбор и ошибки, за которые заплатила. Но я помню, что у нее было тяжелое детство. Страшное чертово детство. Оно сделало ее такой – вечным ребенком, неуверенной, сомневающейся во всем, ищущей чужого одобрения и поддержки, считающей, что она недостойна счастья и любви, с нелюбовью к себе… как вы допустили это? Вы почему, черт вас бери, не помогли ей, когда она была маленькой девочкой? Чего я не знаю??
В комнату вдруг ворвался шум ливня, грохот грома, слышно было, как скрипели то ли деревья, то ли тучи, царапающие крышу, то ли огромные качели где-то за окном, по-прежнему закрытым. Жанна испуганно посмотрела на Птицу:
– Режим неупоминания! Темные не называются и не призываются! Нельзя нарушать! Иначе защита не выдержит! – она взяла с полки стеклянный шарик на подставке, похожий на рождественский сувенир, привозимый часто дальним друзьям и родственникам после путешествий, когда ты не знал, что привезти. Там не было ни снеговичка, ни Деда Мороза, ни башенки с часами. Там, словно выхваченный из другой реальности, стоял маленький бревенчатый домик в окружении густого леса и высоких гор, которые терялись в дымке облаков у стеклянных стен.
Вокруг домика бушевал крошечный ветер. Летели листья, ветки, раскачивались огромные по сравнению с домиком деревья. Жанна провела правой рукой над шаром, словно погладила, успокаивая. Шар засветился теплым светом. Игрушечная буря утихла. Исчезли и все звуки разбушевавшейся природы внутри круглой комнаты.
