Подъехав к парковке около парка, уже ругаю себя, что сорвался. Не следовало мне делать этого. Мог же и сам подумать, как быть дальше. В конце концов, я пока и не уверен, что это мой ребёнок. Девочка может быть не моя… Но кого я обманываю? Глядя на её снимки, я узнал такие знакомые черты лица со своих детских фотографий. Тут не нужен никакой тест, чтобы убедиться наверняка.
И почему я узнаю всё сейчас? Алёна ведь могла сказать мне правду раньше… Или я сам виноват, потому что не искал встречи с ней и постарался вычеркнуть Алёну из своей жизни? Не задавал правильные вопросы?
Ладно… Нужно действовать, а не думать. Пока я предаюсь размышлениям, мой старый приятель действует. И что-то подсказывает мне, что у этого будут последствия, о которых пока даже сама Алёна может не догадываться. Я обязан защитить её от этого? И вновь в груди бьётся мысль, что стоит держаться подальше от происходящего.
Открываю дверь в магазинчик и вхожу. Алёна отвлекается от посетительницы, которой только что увлечённо рассказывала что-то о товаре, смотрит на меня, как зверёк, готовый наброситься и защищаться. Интересно, с Антоном она вела себя точно так же? Или это мне «особенно» повезло? Посетительница ничего не покупает и уже скоро покидает магазин.
- Непростая у тебя работа…
- Мне нравится. Ты приехал за подарком для невесты?
- За подарком? – переспрашиваю я.
- Гребень… ты купил его, но не забрал.
- Ах да… Это.
Невеста… С губ срывается смешок. Девчонку, с которой приезжал утром, и не знаю толком, провёл с ней ночь, пообещал купить какую-нибудь безделушку, а когда она начала закатывать истерики и требовать осыпать её бриллиантами, высадил из машины и послал подальше. Вряд ли наши пути пересекутся снова.
- Я пришёл к тебе, Алёна. Можешь закрыть магазин на сегодня? Выпьем кофе на набережной и поговорим?
- О чём говорить? Если хочешь включить режим заботливого отца и предъявить свои права на Лену – ты опоздал. Никакие деньги мира не помогут тебе отнять у меня дочь. Легко будет доказать, что раньше ты не принимал участие в её жизни… не помогал с лечением.
- Потому что не знал о её существовании?
- Ты же в курсе, что это наглая ложь, Никольский? Ты попросту отказался помогать нам. Я звонила тебе… писала сообщения, когда узнала о беременности. Ты ясно дал понять, что не нуждаешься в ребёнке.
- Проблема в том, что я этого не делал… Я не знал о твоей беременности… Только о том, что ты сбежала, как только раскрылась правда о твоей лжи.
- О моей лжи? Ты это серьёзно? Может, хотя бы намекнёшь, в чём конкретно заключалась моя ложь? И я не назову это побегом… Отец просто выгнал меня из дома, не позволил даже вещи свои забрать. Но как видишь, я не умерла. Жива, здорова на зависть врагам. И даже счастлива.
Последние слова Алёна говорит через боль. Ни черта она не счастлива. И я пока не понимаю как, но я разберусь во всём, постараюсь разобраться.
Кто-то звонит Алёне. Она отвечает, пошатывается и испуганно смотрит на меня. Я понимаю, что случилось что-то плохое. Сердце заходится в груди.
- Что там? – спрашиваю, как только она сбрасывает вызов.
- Лена пропала, Никольский… Она была в своей палате, но пропала из неё. И это не чудо… Она не могла вот так внезапно встать на ноги и убежать самостоятельно. Она… пропала.
Алёна едва держится на ногах, и я не нахожу ничего лучше, чем подойти и прижать к себе. Она утыкается носом мне в плечо и всхлипывает.
