- Да. Они…
- Надо вызвать полицию, Алён. Тебя били. Кровь на лице и синяк будет в половину. А с животом что?
- П-пнули…
Меньше всего мне хотелось бы сейчас откровенничать с Антоном. Нужно попасть домой, привести себя в порядок и ехать за дочерью. Только я теперь боюсь забирать её домой. Вдруг на меня нападут, когда мы будем вместе? От этой мысли ледяные мурашки бегут по коже. Тошнотворный ком усиливается, раздражает все рецепторы в глотке.
- Надо в больницу. Здесь камеры есть на гаражах, найдут этих тварей и накажут, а тебя должны осмотреть, вдруг перелом или повреждение внутренних органов?
- Мне нельзя в больницу. Мне надо к дочке…
- Ты в своём уме? Алён, не дури. Садись в машину. Давай, я помогу тебе дойти.
Антон хватает меня под руку, буквально тащит за собой, а я не могу сопротивляться, потому что сил нет и больно… как же больно. Не думала, что коллекторы перейдут к активным действиям, а теперь у меня и выхода другого нет, как отдать им всю сумму сразу. Пусть подавятся. А на операцию Лене наскребу снова. Продам магазинчик, раз уж иного выхода нет.
Сажусь в машину и передёргиваю плечами от того, как сильно озябла. Меня потрясывает. Ладони ледяные. Антон занимает водительское место и прибавляет температуру печки.
- Кто на тебя напал? Что им было нужно? – спрашивает Антон, выполняя разворот на месте.
- Коллекторы. Антон, пожалуйста, не стоит расспрашивать меня. Я разберусь с ними. Можешь меня к дому подвезти?
- Только после того, как убежусь, что ты в порядке. У тебя ребёнок дома один? Или почему ты совсем не думаешь о себе?
Антон щурится. Гусиные лапки – морщинки в уголках его глаз - становятся глубокими. Тёмные волосы мужчине отливают шоколадными оттенками в свете уходящего солнца. Уже осень, и солнце быстро садится. День стал короче, а жизнь – невыносимее. Но ничего! Справлюсь! Справлялась же как-то раньше.
- Нет. Ребёнок в саду.
- Тогда давай тебя проверят врачи, а потом я отвезу тебя за ребёнком в сад? Как ты смотришь на это предложение?
Оно слишком заманчивое, учитывая моё нынешнее состояние, но я не забыла, что этот мужчина находился в кругу предателей, насмехавшихся надо мной, когда Никольский опубликовал нашу переписку, опозорив меня перед универом.
- Алён, я понимаю, в прошлом у нас было много недопониманий, но ведь оба повзрослели. Я просто хочу помочь тебе.
Киваю. Во рту царит самая настоящая пустыня. Мне хочется пить, а ещё эта боль… Противно пульсирует. У меня так сильно давненько не болел живот. А если действительно что-то повредилось? Мысль пугает. Мне нельзя оказаться на больничной койке. Сейчас дочь нуждается во мне, и я попросту не могу оставить её. Хоть сад-интернат и подразумевает такую возможность, но я не смею поступать столь ужасным образом с собственным ребёнком. Я нужна ей. И мне нужны деньги на её операцию.
Мы едем в молчании. Я даже не понимаю, куда везёт меня Антон, пока машина не въезжает в ворота частной клиники.
- Антон, у меня нет денег, чтобы оплатить осмотр здесь… Почему мы не поехали в дежурную?
- Шутишь? В твоём состоянии и в очередях сидеть? Сейчас тебя быстро осмотрят здесь, и если всё хорошо, поедем за твоей дочерью. О деньгах не переживай: я привёз, я и оплачу всё. А ты замуж успела выйти?
- Замуж? – Понимаю, что он пытается выяснить, кто отец моей дочери, сглатываю небольшое количество слюны и отрицательно качаю головой. – Не срослось как-то.
