Пишу тебе, а сама думаю: ну почему ко мне так льнут непутевые мужики? Ладно бы нормальные, так нет же… Валюха, может меня бог наказывает за грехи нашей далекой молодости? Хотя вряд ли, те грехи я давно слезами искупила, битым телом своим искупила, ранами душевными. Да и в церковь я несколько раз ходила, исповедовалась, неоднократно у бога прощения просила. До сих пор слова помню: «Господи! Помилуй меня. Прости каждый мой грех… каждый грех!» Эх, Валюха, Валюха, что ни говори, а жизнь – сложная штука. Вот я сорок пять лет прожила, а до сих пор не пойму зачем, для чего я появилась на этот свет? Конечно, можно разное говорить, зачем и для чего. А если кратко, но объемно – думаю, появилась я для радости – и точка! Для мучений – не стоило бы родиться. Валюх, верно я говорю?
Я представляю как ты, читая мое письмо ухмыляешься, дескать, наша Любка в философию ударилась, видно, и в самом деле стареет. Ошибаешься, дорогая моя! Видела бы ты меня в анфас и профиль. Я на этом ледяном острове, будто аленьким цветком расцвела, это именно про меня говорят, что в сорок пять – баба ягодка опять. Вот так-то, Валюха! Приеду к тебе, тогда сама увидишь, какое чудо со мной остров сотворил.
А что, я баба отчаянная, ты меня знаешь, возьму и на следующий год загляну к тебе в гости. Надеюсь, по старой дружбе не прогонишь? Недельку у тебя гульнем, стариной тряхнем, юность нашу моряцкую вспомним, а потом я в Сочи махну или в Анапу загляну на месячишко-другой, косточки свои замороженные на острове погрею. Загорю как головешка – и домой, домой, на Врангеля! Чувствую, потянет меня на остров, обжилась я на нем, попривыкла, а главное – человеком себя здесь почувствовала, нужным людям человеком. Вот только иногда, заметь-иногда! одно беспокоит: а как старость нагрянет, кто кусок хлеба подаст, кто стакан водички поднесет? Подумаю – и страшно становится. До жути страшно. И тотчас начинаю жизненные ходы-выходы искать. Самый надежный выход —в старости к детям своим заявиться, к внукам-правнукам, авось примут, не прогонят бабку-путешественницу с хорошей арктической пенсией? Как думаешь, примут? Примут… Хотя, кто знает, время – оно вроде бы и лечит души людские, и в тоже время – калечит. Впрочем, до старости у меня еще уйма времени, много воды утечет, много чего может случиться, желательно бы хорошего. А пока… гуляй душа, пока молода! Правильно я говорю, Валюха? Ты, наверное, ты скажешь: смотри Любка, гуляй да не загуляйся, меру знай, а главное – умей себе сказать: стоп! И ты, конечно, будешь права, главное – вовремя остановиться. Уж я постараюсь…
Валюха, милая, надумаешь ко мне в гости – чиркни, я тебе живо пропуск организую. Ох, и зададим мы с тобой здесь жару! Гульнем как раньше, на плавбазе, по-морскому гульнем! Белые медведи вздрогнут, моржи в воду попрыгают… Шучу! Мой остров заповедную тишину любит. Вон, опять заявился, под окном снежком поскрипывает, печеньку ждет… попрошайка белобрысый. Я, первое время не могла понять, отчего это такие узкие окна в здешних домиках? Подсказали – чтобы медведь не залез, а мог только лапу просунуть для подаяния. Умно, правда? Ладно, пойду этому голодному блондину печеньку брошу, ведь не уйдет… Валюха, извини меня за это несуразное письмо… или, вернее, два письма. Не люблю писать. Будет время – напиши мне. Адрес простой: остров Врангеля, Любке поварихе, меня здесь все знают. Ни пуха тебе, ни пера! Пока! Твоя Любка с острова Врангеля!
